|
 |
|
| |
|
Евгений Перов
(Продолжение, нач. в № 30).
...Ехали, утомленные и совершенно безразличные к той шумихе большого аэропорта, переполненного самолетами, обслуживающим персоналом и снующими наглыми воронами меж ними, пассажирами, стоящими под самолетами, привезенными к вылету и ожидающими, когда подъедет где-то задержавшийся пузатый автобус. И, казалось, не будет конца и края этому муравейнику из самолетов и нескончаемого людского потока…
Ту-134 одиноко стоял на самой дальней стоянке с трапом возле входной двери, в окружении пассажиров и дежурной в форме, по одному запускавшей их внутрь.
«Водила» остановил телегу возле распахнутого грузового люка самолета и командир, взяв первую попавшую передачу с рыбой, достал одну и своим перочинным ножом, приличного размера, отсадил половину и вручил довольному сверх всякой меры, ставшему за время переезда уже лучшим другом водиле.
Экипаж разгрузил свои бренные тела, не забыв прихватить свои, ставшие их частью, портфели с передачами, и покачиваясь на неустойчивых ногах, хмуро побрел к трапу.
А командир уже на трапе и трясет перед носом дежурной кучкой служебных билетов. И она, кивнув в знак согласия головой, решительным голосом заявила:
– Товарищи! Прошу посторониться и пропустить служебных пассажиров.
Пассажиры раздвинулись, образовав небольшой коридор перед экипажем, еще не понявшим, что самолет летит на Ростов, что ждать и толкаться в аэровокзале, ожидая попутный самолет, не придется, и что попали они в самый раз и все это благодаря своевременным и решительным действиям командира. И хотя они итак были беззаветно преданы командиру, но в этот момент они полюбили и зауважали его еще больше…
И, перекинув связанные, полные авоськи через плечо, зажав в руках и под мышками свои ноши, про таких говорят загружены были так, что держали в зубах и даже между ног, прошли к трапу, тяжело поднялись по нему внутрь в духоту и запахи, с трудом сдерживая подступающую тошноту. Упали в первые попавшиеся кресла и в сон, спасительный сон. И он навалился спасением и кошмаром сновидений.
Кто-то из пассажиров тряс билетом, доказывая свое право на занятое место, но подошедшая стюардесса, взяв билет, попросила сесть на свободное место, вразумляя его.
– Товарищ, вы что не видите, экипаж прилетел только из Магадана. Устал очень. Ну зачем его беспокоить. Он прилетит в Ростов и ему надо срочно вылетать назад в Магадан.
– Какой там вылетать. От них же водкой за версту пахнет, – не уступал пассажир
– Ну это не вам решать, – заявила стюардесса и, развернувшись, исчезла за шторкой буфета.
И как ни странно, этот довод подействовал убедительно, и пассажир уже спокойно уселся на свободное место, вытащил газету из кармана впереди стоящего кресла и, уткнувшись в нее, стал отходить от ненавязчивого комфорта, предоставляемого Аэрофлотом нашим рядовым труженикам, советским пассажирам.
Ростов встретил наших магаданцев вечерней порой и несусветной жарой.
Экипаж стоял в здании вокзала, окружив шаткой стеной наваленные в центре портфели и передачи, поверх которых лежали их форменные синие плащи с пиджаками. Необыкновенная жара, далеко за двадцать, уничтожающе действовала на их расслабленные тела. Хотелось пить, а точнее выпить, хотя бы пивка, но командир категорически запретил, многообещающе сказав:
– Поселимся, тогда и охладимся, – и побежал вызванивать места, где дадут.
Они вполне отоспались в самолете, но едва отошли от хмеля. Слегка побаливали головы, а во рту пересохло так, как будто из Магадана шли пешком по пустыне, неожиданно возникшей из небытия.
Появился из перевозок командир в мокрой от пота рубашке с пиджаком через руку и, не говоря ни слова, схватил свои вещи и на выход и, все как по команде загрузившись, гуськом за ним. А он пересек привокзальную площадь и нырнул в гостиницу, стоящую напротив вокзала.
У стойки уже ждала администратор и, переписав всех на единый список, проводила на второй этаж. Пройдя немного по коридору, она остановилась у двухстворчатой двери со стеклянными вставками и белыми занавесками на них. Над дверью висела табличка с надписью печатными буквами «красный уголок», и широко открыв эти двери, вошла внутрь. За ней ввалился и экипаж. Они ничему не удивились – так было всегда – для отдыха красный уголок или штурманская.
Внутри стоял длинный стол под красной скатертью, с рядами стульев по обе стороны, со стопками подписных изданий газет, положенных в таких случаях. В углу стояло красное знамя, замотанное вокруг древка, а перед ним бюст Ленина, на метровой высоты подставке, обитой красным сатином. В противоположном углу, рядом с окном, в спиленной наполовину кадушке, рос фикус и больше ничего, не считая портретов вдоль стен под стеклом в золоченых рамках членов Центрального комитета славных сынов своего не менее славного народа. Да плакат с Ильичом с улыбкой хитрована, в кепочке и помахивающим ладошкой. Видно бюста не хватило, повесили для усиления.
На молчаливое и растерянное молчание экипажа, заявила:
– Счас сюда принесут раскладушки, белье и вы неплохо устроитесь, – и развернувшись почти по-военному, так что ее большие груди, поднялись от пояса и встали почти перпендикулярно массивному телу, натянув прозрачную кофточку, исчезла из красного уголка.
Тут же занесли раскладушки с бельем и все принялись обустраиваться…
Застелив не первой свежести полосатые ватные матрасы, уселись на раскладушки и уставились на уходившего куда-то звонить кэпа.
Вернувшись через несколько минут, он едва сдерживал себя и твердил подслушанную у классика фразу:
– Как я зол, как я зол, – и оттопыривая верхнюю губу со своими усами полосой, отдувался.
Потом снял свою мокрую от пота белую капронувую рубашку, оставшись в немыслимо вылинявшей зеленого цвета майке, плюхнулся на стул за красный стол и выдохнул:
– Прилетели, мягко сели, высылайте запчастя, фюзеляж и плоскостя, – и помолчав, добавил:
– Наверное, лучше пролетели…
– Что там еще случилось? – встрял шустрый Лопата.
– Да самолет будет готов только через неделю.
– Как через неделю? Ведь говорили все готово. Даже РД прислали, – возмущенно сказал штурман.
– Да видишь ли, как мне объяснили, думали, что мы будем тянуть с вылетом. А тут у них конец квартала. И чтобы не сгорела премия решили подстраховаться. Вот и РД пораньше выслали…
– Ну и прекрасно. Не будем зря терять время, – энергично предложил Гаврила. Лопата бери авоську и гоним к вокзалу – там всегда приторговывают частники и таксисты, – и быстренько так, уже переодетые по гражданке тронулись в путь.
Не прошло и получаса, а они стояли уже в дверях красного уголка.
– Что? Еще стол не накрыт? – и, сдвинув подшивки газет, выставили из бездонных карманов четыре бутылки водки, купленные у таксистов. Вывалили на красную скатерть из авосек все дары юга: огурцы, свежие и малосольные, помидоры, укроп, петрушку, тархун, лук репчатый и зеленый в пучках стрелами, кинзу. Домашнюю колбасу кровяную и набитую салом с кусками мяса и шмат сала весом не менее полутора килограммов, самого настоящего толстого, сочного, источающего запах чеснока и жира на ниспадающей, уже вечерней теплоте.
И все пришло в движение. Лашман рванул куда-то из дверей и через пять минут принес шесть тарелок, сверху которых балансировало шесть граненых стаканов, а под мышкой держал алюминиевые вилки.
Штурман Сазонов принялся нарезать хлеб, колбасу и ветчину, раскладывая на газетах, оторванных от подшивки, комментируя скорее для себя:
– Ну вот и пригодилась Ленинская правда – намекая на газету.
Радист опять покидал в сетку всю зелень и побежал в душевую, хотя бы окропить водой.
И вскоре пришел с тазиком, выпрошенным у дежурной, в котором горкой лежала вся зелень. В этом же тазу оператор порезал зелень и обильно полил ароматно пахнущим домашнего приготовления подсолнечным маслом и, сдобрив черным перцем из своих запасов, перемешал.
Вскрыли водку и разлили в расставленные рядком гранчаки.
Лишь командир ничего не делал, развалившись на стуле, и деланно равнодушно наблюдал за процессом приготовления стола, все еще переживая вышедшую неувязку с облетом самолета.
– Коля, да не переживай ты. Успеем еще налетать – наш налет от нас не уйдет, – говорил Гаврила, поднимая стакан и приглашая всех остальных последовать его примеру.
Надо заметить, воздержавшихся не нашлось.
А Гаврила продолжил:
– Ну что ты будешь делать, раз так получилось? – выпьем за судьбу, предоставившую нам этот неожиданный подарок. За отдых в красном уголке, в одном из самых знаменитых городов Союза. Как никак Ростов-папа.
И сдвинули стаканы, и зазвенели они, почти как хрустальные, глухим, но все равно приятным треньканьем, услаждая слух и согревая душу, и разом выпили, и пошла она, родимая, без всякой задержки, и даже охладила в первый момент разгоряченное горло. Особенно, когда еще и не видимая в Магадане зелень из таза, с колбасой и салом, со свежим молодым чесноком и зеленым луком, почти нежеваная, алюминиевой вилкой заваливала за воротник.
Но прошло не так и много времени, зелень, пропитанная чесноком, луком и растительным маслом, в тазу еще была, а водки уже не было.
– Ну, что же вы так мало взяли, – с упреком говорил командир, только-только вошедший во вкус и не приступивший еще к «полетам», т. е. разговорам на летную тему.
И оператор, как самый молодой по возрасту и по положению, вскочил и бросился к двери:
– Сумку возьми, – крикнул вдогонку командир, и оператор вернулся к шефу. – У меня она болоневая, черная. Вес держит и ничего не видно, – говорил он, подавая ее, намекая на то, что проносить в гостиницу спиртное открыто запрещалось. – Деньги -то есть?
– Конечно есть. Ведь мы только первый день, – потратить еще не успели и скрылся за дверями, оставив друзей в напряженном ожидании.
Разговор сразу разладился, словно тема куда-то вознеслась в неведомые выси.
Кто вышел покурить, кто бесцельно листал подшивки газет, выискивая непонятно что, кто нервно шагал взад-вперед по длинному и узкому красному уголку, пристально всматриваясь в красное с золотыми махрами знамя. А оператор словно пропал.
– Его только за смертью посылать, – с обидой произнес командир, безразлично ковыряя вилкой красную скатерть.
– Да наверняка на бабе застрял. Надо было нам с Гаврилой идти. Уже бы здесь были, – запальчиво вставил Лопата.
– Интересно, закуси еще возьмёт, или придется снова бежать?
– Ну наконец-то, – воскликнул шеф, увидев проводника с сумкой и авоськой на пороге.
– А я уже решил команду на поиски тебя отряжать.
А проводник выкладывал на конец стола принесенные продукты и под стол, чтобы не видно было для входящих, составил десять бутылок водки.
– Ну, другое дело. Теперь можно и поговорить, – оживился Лашман, приподнимаясь с раскладушки, уже успевший посопеть.
Все то же самое и те же процедуры приготовления закуси, отработанные годами летной работы и вечного скитания по неухоженным гостиницам: Тюмени, Новосибирска, Средней Азии, Норильска и прочих городов, как братья-близнецы похожих друг на друга с их тараканами и гадюшниками-буфетами, с вечной нехваткой продуктов, водки, одежды и очередями-змеями вдоль таких же грязных улиц, с облупившимися коробками бетонных домов советской постройки и старых еще царских, обветшалых, кирпичных и деревянных уже готовых идти на покой, но как и раньше забитых под завязку жильцами.
Лишь однажды они были немало удивлены увиденным, словно судьба решила преподнести им небольшой сюрприз, показав, что и в этой стране могут жить и живут совершенно по-другому, по другим правилам. И забросила она их из Норильска в Ригу, когда они работали там зимой, занимаясь перевозкой груза из Красноярска.
Заводу срочно потребовалась какая-то необходимая запчасть и, загрузив поврежденную, а весила она всего-то порядка ста пятидесяти килограммов, срочно вылетели в Ригу.
Декабрь. Холода и в Норильске, и Красноярске и одет экипаж, как и положено: унты, штаны по прозванию ползунки, утепленные на ватине под самое горло, лямками через плечи и клапаном на заднем месте, напоминающим чукотские штаны у ребенка, кожаная куртка на свитер, а поверх всего собачья куртка, почти до колен, крытая тяжелой черной чертовой шкурой.
Прилетели в Ригу, а там плюс четыре. Зима, а там плюс, ведь это же не Средняя Азия!
Зашли в АДП, сдали бумаги. Предложили ждать до утра – видите ли, ночью не работают.
В одноэтажной гостинице тихо и чисто. Комнаты на двух и даже на одного человека, с полированной мебелью. Это как-то сразу насторожило экипаж. Но улеглись и поспали вполне прилично без всяких волнений.
Утром ели в небольшой столовой за аккуратными столиками, которые обслуживала симпатичная женщина с легким прибалтийским акцентом, во всем белом.
Удивляло другое, в меню, лежащем на столике, все было, что и на кухне, словно завтрак только начался. И она, с удивлением глядя на их северную экипировку, с удовольствием и легкой улыбкой отвечала:
– Да, есть… Конечно же есть. А как же иначе?
После завтрака поехали в город, в котором не было снега, лишь лужи после ночного дождя на сером асфальте. Пасмурные тучи беспросветно заложило небо. Прохладный ветер с моря гнал низкие облака, цепляющиеся за островерхие крыши. Прохожие кутались в пальто и закрывались от него черными зонтами. И лишь они шли, обходя своими унтами лужи на асфальте, распахнув собачьи куртки, показывая «кожу» на груди, и сдвинув шапки набекрень.
(Продолжение следует). |
