Материалы по теме Было дело над морями, над волнами, за китами Было дело над морями, над волнами, за китами Было дело над морями, над волнами, за китами Над морями, над волнами, за китами Было дело над морями, над волнами, за китами

Записки магаданского летчика
(Продолжение, нач в № 20).
Через сорок минут вышли на западный берег Камчатки. Сплошная низина, плавно поднимающаяся к центру Камчатки и переходящая в гряду из молодых и высоких гор с действующими вулканами, с рукавами устьев рек, ручьев и ручейков, с заброшенными рыболовецкими базами и деревянными бараками с обвалившимися крышами...

Тридцать минут мы шли на малой высоте вдоль берега строго на юг, встречая на своем пути брошенное и разваленное жилье, какие-то ржавые, неестественно погнутые металлические конструкции, словно время не терпело этих искусственных образований и старательно стирало их с лица земли. Лишь кое-где в поселках теплилась жизнь, куском красной тряпки на шесте, болтающейся на ветру, указывающей на присутствие власти, да отдельными прохожими, равнодушно взирающими на пролетающий самолет…
Разворот вправо на курс 270 и снова водная гладь. Ни единой живой души. Не то что китов, даже ни одного суденышка. Лишь небо в легких перистых облаках на высотах свыше десяти тысяч метров, говорящих о приближении теплого фронта, со всеми последствиями, присутствующими этому фронтальному разделу. Где произойдет эта встреча – неизвестно, хотя приблизительно можно подсчитать… Но он еще очень далеко и особо беспокоиться нечего, а в случае нужды погоду всегда можно получить по дальней связи. На этот самый случай и сидит радист, старательно записывающий через каждые тридцать минут в свой журнал связь с базой.
По салону разносится запах разогреваемой пищи – дело к обеду. Яков Иванович, уже было прикорнувший, прижавшись к проему двери, оживился и, спросившись у командира, вышел в салон. А через некоторое время протиснулся в кабину, ставя поднос на центральный пульт управления. На разостланной тряпице горкой лежит розовое сало, источающее аромат чеснока. И был он настолько сильным, что все невольно проглотили набежавшую слюну. Сбоку от кучки нарезанного сала – кусками черный хлеб и несколько зубцов почищенного чеснока. Боже, до чего же это вкусно и вовремя. И сало тает во рту с черняшкой и чесноком. Никто не думает, что будет пахнуть. Нет, это просто не может и в голову кому-то прийти. А Яков Иванович приятно щурит глазки, довольный оказанной услугой экипажу. И все нахваливают сало и хозяина этого продукта, доставляя и ему порцию удовольствия. А тут и проводник приглашает на обед. По одному ныряем в салон за стол, где исходит паром неизменная курица с рисом и прочими нехитрыми закусками в виде сайры, шпрот, да небольшого кусочка пирожного и лимона к чаю.

– Ну, курица сегодня такая худая и необыкновенно маленькая, – делится впечатлением второй пилот от проглоченного обеда.

– Наверняка из Тамбова пешком до Магадана шлепала, – поддерживает его командир. – Да жилистая такая, словно бегун-эфиоп на дальние дистанции. Кожа да кости, а поди же ты, первые места занимает, – продолжал он, ковыряясь спичкой в своих редких зубах.
В кабине тепло. Пригревает солнце и что бы они ни говорили о еде – сало, курица и сладкий чай с лимоном успокоили и умиротворили их сознание и некоторое волнение. Яша, как любовно называл его командир, как-то неловко привалился к своему любимому косяку и затих, прервав речь на полуслове. Дыхание успокоилось, сделалось равномерным и появилось легкое посапывание, иногда переходящее во всхрапывание. Тогда он просыпался, открывал глаза и поводил ими по сторонам, словно убеждаясь, видит ли кто его изнывающее от желания поспать тело. И убежденный невниманием к его персоне экипажа, опять проваливался в так донимавший его сон. И, видя его танталовы мучения, и борясь сам с навалившимся послеобеденным сном, командир, зевая, говорит механику:
– Да не мучайся ты. Спи спокойно. А то опять полезешь что-нибудь выключать, – намекая ему на шутку, которую вытворили с бедным механиком.

А дело было так. После очередного обеда, когда Яша задремал прямо в очках, читая очередные призывы и лозунги на первое мая, командир оторвал от газеты по куску и, поплевав на них, приклеил на линзы очков. Потом взял в рот четыре сигареты, прикурил и стал усиленно дымить в кабине. Когда от дыма уже было не продохнуть, закричал: «Пожар!». И Яша, очнувшись от сна, с заклеенными газетными кусками стеклами энергично протянул руки к противопожарным кранам, чтобы включить противопожарную систему. Ну уж здесь пришлось поволноваться командиру, он едва успел закрыть краны своими руками – вот уж было бы ЧП самое настоящее и неизвестно, чем бы оно закончилось…

Все пилотирование осуществ0лялось в ручном режиме: 30 минут крутил второй пилот и потом 30 минут - камандир. Но кабину покидали редко, только в туалет, да размять от долгого сидения затекшие ноги. Берзин, наш заказчик и руководитель проекта, часами просиживал у блистера. Сначала побаивался новизны ощущений, а пообвыкнув, заваливал свое туловище на сферический плекс, почти обозревая брюхо, высматривая своих любимых животных. Но их просто не было, да и не могло быть. Но об этом чуть ниже.
Самолет с каждым часом, вырабатывая топливо, становился легче. Улучшилась его управляемость и элегантность полета. В первый час, когда перегрузка была максимальной, он словно долго раздумывал на отклонение рулей и только после этого выполнял команду, предложенную ему. Поэтому в начале полета старались не летать на малой высоте, а если была необходимость, пилоты действовали на упреждение и более энергично работали рулями.

На третьем галсе прямо по курсу экипаж заметил большое скопление чаек. Они кружили на всех высотах, закрывая своими телами большое серое пятно на поверхности моря. Подлетев поближе, стараясь избежать столкновения с отдельными пернатыми, спешащими в эту карусель, увидели наконец кита. Он лежал кверху брюхом, громадный и беспомощный. На его бледно-матовом брюхе топтались сотни чаек, явившихся поживиться погибшим морским исполином.

Вся наука столпилась в кабине, задавая вопросы и тут же отвечая на них, советуясь друг с другом и требуя у экипажа подлететь поближе и пониже. Берзин фотографировал и поражался величине объекта. Оказалось, по его пояснению, это был кашалот и довольно редкий экземпляр. Но почему он погиб, понять невозможно? Есть две версии: умер от старости или подвергся нападению косаток. Но следов на брюхе от зубов косаток вроде не видно. Стало быть оставили первую версию, и командир, выведя самолет из виража, лег на курс, предложенный штурманом, а наука удалилась попить чайку, заваренному проводником, и порассуждать о превратностях судьбы такого гиганта, как кашалот.
На следующем галсе штурман по просьбе науки вывел самолет в лобовую на несколько маленьких островков, стоящих почти в самом центре Охотского моря, под общим названием осторова Ионы. Это вертикальные скалы, высотой до сотни метров, сплошь заселенные чайками, топорками и т. д. Они тучами поднялись в воздух и понеслись самолету навстречу, защищая свои гнездовья и птенцов. Командиру ничего не оставалось делать, как заложить глубокий вираж, и описать окружность вокруг этих зубьев дракона, торчащих из моря, с их негостеприимными хозяевами. На самом верху одной из скал заметили автоматический метеорологический маяк.

– Как же его туда поставили? – поинтересовался Яша. Оказалось, Берзин участвовал в научной экспедиции, тогда попутно устанавливали маяки на такие вот неприступные скалы.

Шантары встретили низкой облачностью и дождем – вот и свиделись с теплым фронтом, свидетелями которого были перистые облака между Камчаткой и Магаданом. Большое облако закрывало небо. Стало темно. Дождь хлестал в лобовые стекла, и заползал даже в кабину через негерметичные стекла, капая на ноги и на пол кабины. Все самолетовождение только по локатору. Вот здесь-то и видна работа штурмана. Пилоты беспрекословно выполняют его команды. Он в эти мгновения и царь, и бог. Приникнув к раструбу локатора, он выискивает наилучший путь обхода островов, отличая ложные засветки от настоящих и решая порой непосильную, но необходимую задачу: жить или не жить. И слава Богу, если он решил ее в пользу жизни. А ведь бывало и по-другому, в этих самых Шантарах: лобовой удар в почти вертикальную базальтовую стену отдельно стоящего островка.

Его и островком-то назвать нельзя из-за малости, а самолета и одиннадцати человек, как не бывало. Штурман неправильно решил задачу…

Проскочив пролив, отделяющий о. Сахалин от материка на высоте сто метров, заскочили в устье Амура, располосовавшее горное плато, протянувшееся вдоль материкового берега. На левом берегу Амура, прямо на входе его в морские воды примостился рыбацкий поселок, с маленькими катерами, стоящими вдоль пирса. Какой-то иностранец, скорее всего японец или кореец, загруженный лесом, выползал из реки в пролив… С иероглифами вдоль низкосидящего борта. Но экипажу уже некогда было любоваться красотами великой реки, диспетчер подхода Николаевска требовал занять безопасную высоту на привод. И когда доложили, что высота занята, разрешил заход к четвертому развороту вдоль реки, оставляя сам город с правой стороны, красиво расположенный на низменной части правого берега и утопающий в зелени девственного леса. Слева и справа пологие невысокие сопки, поросшие лиственным лесом, зажимали Амур, но он был настолько широк и могуч, что они казались красочным зеленым дополнением его величия.

Аэродром располагался на значительном удалении от города, на одной из горбатых сопок, и полоса его точно описывала эту кривизну, создавая дополнительные трудности при посадке. Особенно при первой посадке – мало того, что создаются все возможности для грубой посадки, да к тому же из-за горба полосы не видно, сколько же осталось ее при пробеге, вызывая дополнительную нервозность…

Самолет на стоянке и сдан под охрану. Сданы служебные портфели, нас поставили в план на завтра. Получили направление в гостиницу. Выполнили то, что делается каждый раз в любом аэропорту. Буфет в порту уже закрыт, предупредили заранее. Проводник, нагруженный чайником и припасами к нему, идет впереди всех по просеке меж высоких деревьев, приятно пахнущих смолой, по узкому деревянному тротуару, уложенному на чурбаках метровой длины.

Тишина и покой, лишь комары своим назойливым нытьем нарушают идиллию благополучия. Но они не в обиде, все равно это лучше и приятнее десятичасового издевательства моторов самолета. Километра через два показалось одноэтажное здание, рубленое из вековых лиственниц, с высоким крыльцом. Дежурная, женщина лет сорока пяти, приняла нас доброжелательно и выделила комнаты, в которых стояли по четыре солдатские кровати, заправленные пожелтевшими от долгой стирки простынями и маленькими подушками, набитыми ватой. В комнатах довольно чисто, свежо и прохладно.
Проводник поставил чайник у дежурной и собирал на стол. А Берзин со своей командой решили съездить в город. Как это, быть здесь впервые и не познакомиться с ним! Экипаж долго швыркал чай с тушенкой, намазанной на кусок хлеба. Почистив зубы у рукомойника, прибитого к стене на входе в гостиницу, завалился спать – уж слишком тяжек труд, хотя и в удовольствие. Но всему есть мера и эту меру они полностью осилили, осилили – и без сил на солдатские кровати. И нет ничего лучше сна и приятнее кровати после такого насыщенного дня.

Наука пришла за полночь. После ужина в местном ресторане и танцев они долго не могли успокоиться, вспоминая яркие глаза, необыкновенные и уже забытые прически, каких-то таких желанных и раскованных женщин, особенно после коньяка, дорогу в аэропорт, куда никто не хочет ехать, долгое хождение покурить во двор, объяснение в вечной дружбе, а после – храп уснувших, надрывистый и громкий.

Утро. Луч солнца боязливо проник сквозь щель между занавесок. Цокот какой-то птицы за окном тревожит тишину утра в этом сказочном месте. Скрипнула дверь. Вернулся с улицы командир в накинутом на голое тело плаще, посетивший деревянный туалет снаружи. Экипаж проснулся, а Яша, беспокойная душа, даже ушел к самолету, готовить его к вылету. Гуськом, накинув плащи, вышли на свежий воздух. Аромат смолы, зелени, цветов иван-чая вдоль забора. Сборы недолгие и привычные. Лишь наука никак не хочет подниматься, и командир тормошит Берзина, а потом усаживает его в постели, тыча в его глаза часы, показывая время вылета и тот врубается наконец, что он не во Владивостоке, а в Николаевске и через полтора часа надо вылетать.

Пройдя обязательную процедуру и отзавтракав в местном буфете, экипаж в самолете в ожидании людей науки. Время до вылета еще есть. А вот и они, бедолаги. Согнувшись, неспеша переставляющие негнущиеся ноги за единственной женщиной их сообщества, с портфелями показались на тротуаре из-за лиственниц. Метров за сто остановились и посмотрели на часы. Убедились – минут десять в запасе есть и решили покурить на свежем воздухе. Яша уже в кабине, просматривая бортовой журнал из под очков, недовольно взглядывает на них и бурчит:
– Вот поэтому все лучшее и покупаем за границей.
– Да ладно тебе. Время-то до вылета еще есть, – говорит штурман, проверяя локатор.
– А ты давай, выключай свой облучатель, да я пойду контрольный обход делать. Чего ждать? - Недовольно брюзжит Яша. - И то? Пока дорулим до конца полосы и время выйдет.
Штурман снисходительно хмыкнул и вырубил локатор.
– Все, Яша, можешь безопасно выходить. А им скажи, пусть срочно садятся, а то я начну гонять локатор. Вот и решится твоя проблема.
Яша загремел по стремянке, окликнул науку и передал им услышанное от штурмана напутствие. И сразу же все, побросав недокуренные сигареты, устремились в самолет. Лишь командир сидел на своем месте, держась рукой за ручку открытой форточки, и спокойно улыбался, а может, щурился от лучей восходящего солнца, заглядывающих в кабину. Все нормально – и погода, и полная заправка, и питание… А все, что происходит вокруг, это нормальная предполетная суета, которая вносит в обыденность летного труда даже некоторое разнообразие… Проверивший самолет, затащивший стремянку и закрывший двери Яша доложил командиру, уселся на свое место и многозначительно стал ждать команды на запуск двигателей.

– Ну, с Богом, – произнес командир, кинув взгляд на бортовые часы, – время.
– Выполняем карту, – и все как заводные, по очереди, докладывают, только свои выполненные операции на самолете…
Тихо тронулись со стоянки и покатили в сторону ВПП. Перегруженная на тонну машина тупо стучит на стыках швов своими перекачанными под этот вес баллонами. Заняли полосу и покатили под горку.

г. Магадан.
(Продолжение следует).