Главная

Редакция

Реклама в газете

Подписка

» » ПЕРЕГОНКА Из Ростова в Магадан
Тема номера

 
ДУХОВНУЮ СИЛУ СВЯТИТЕЛЯ УНАСЛЕДОВАЛИ ПОКОЛЕНИЯ СЕВЕРЯН...
 
19 сентября в Магадан были принесены честные мощи святителя Иннокентия Московского, Апостола Дальнего Востока и Сибири и Америки. Мощи в Колымскую столицу доставил епископ Якутский и Ленский Роман. В аэропорту владыку Романа и сопровождаемую им святыню встретил епископ Магаданский и Синегорский Иоанн.
 
Рубрикатор
 

   Наш город

   Политика. Власть

   Городское хозяйство

   Культура. Искусство

   Образование. Наука

   История. Память

   Правопорядок

   Однако. Резонанс

   Актуально

   Лица города

   Событие недели

   Общество

   Новости города

   Духовное поле

 
 
Газетный архив
 
 
«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
 
 
Сентябрь 2015 (101)
Август 2015 (86)
Июль 2015 (94)
Июнь 2015 (62)
Май 2015 (96)
Апрель 2015 (141)
 
Читаемые
материалы
 
 
 
 
Ваше мнение
 
 
Как вы считаете, какова главная задача школьного образования?



 
 
 
 
 
 

Паспорт РФ - как и где получить, какие документы собирать на паспорт РФ
10-02-2015, 15:34
Многие граждане СНГ мечтают получить паспорт гражданина Российской Федерации.

Не пытайтесь купить паспорт гражданина РФ - лучше получить его легально!
15-01-2015, 01:44
Получить гражданство Российской Федерации быстро, легально, по упрощённой схеме — это мечта сотен и даже десятков тысяч граждан постсоветского пространства, проживающих теперь в странах Содружества Независимых Государств

Интересная информация о паспорте
10-01-2015, 07:24
Мы оказываем услуги по содействию в оформлении документов ( в частности следующих документов: паспорт гражданина РФ, загранпаспорт, СНИЛС, водительское и др. документов) в кротчайшие сроки

читать все материалы
 
 
 
 

Общество

 

ПЕРЕГОНКА Из Ростова в Магадан

 
 
Дата публикации: 16-08-2012, 13:00

Материалы по теме

  • ПЕРЕГОНКА Из Ростова в Магадан
  • ПЕРЕГОНКА ИЗ РОСТОВА В МАГАДАН . БЫЛИ ИЗ ВРЕМЕН АЭРОФЛОТА
  • ПЕРЕГОНКА Из Ростова в Магадан БЫЛИ ИЗ ВРЕМЕН АЭРОФЛОТА
  • Кто в доме хозяин?
  • Было дело над морями, над волнами, за китами
  •    

    БЫЛИ ИЗ ВРЕМЕН АЭРОФЛОТА
    (Продолжение, нач. в №30).
    Из сельского клуба выносят гроб, обитый красным сатином, и ставят на телегу. В первых рядах провожающих знатные гости, летчики с севера, заросшие щетиной, давно не мытые и помятые, не совсем понимающие зачем они здесь и какая миссия отводится им. Но они плотно держатся друг за друга, стараясь не ударить в грязь лицом и всем видом показывая – они еще молодцы и если поднесут, то могут и выпить за упокой, сколь того потребует обстановка.
    Лишь Гаврила пристально смотрит на покойника, и в его голове всплывают воспоминания далекого магаданского детства, когда ходил в духовой кружок под руководством Эдди Рознера, а потом зарабатывал деньги в похоронном оркестре под руководством однорукого трубача, где впервые и отведал спирта, выдаваемого для протирания клапанов. И очень ему захотелось сделать что-нибудь приятное этим бескорыстным и простым людям, так полюбивших их ничем не выдающихся и сделавших почти героями их села.
    Он поманил белобрысого веснушчатого мальчишку, босиком снующего возле телеги, и попросил, если есть в клубе духовые трубы принести ему такую вот небольшую трубу и показал размахом рук, почти как рыбак показывает выловленную рыбу…
    Пацан юркнул в клуб и выскочил с медной трубой, показывая ее на вытянутых руках.
    – Ну что ты мне принес? – говорил, покачиваясь Гаврила. – Я же тебя просил принести такую, прямую с тремя кнопками сверху, а эта волторна. Ты только посмотри, как ее изогнула, изнахратила жизнь? В страшном суде так не изогнут… Ты беги и посмотри, она прямая с небольшим раструбом, самая настоящая труба, – и тот снова заскочил в клуб и выскочил с трубой, такой по-магадански родной, знакомой и в руках-то она сидела словно и не выпускал с детских лет.
    Возница залез на телегу с гробом, чмокнул губами, сложенными трубочкой, и дернул за вожжи. Лошадь недовольно потопталась на месте и сдвинула, в общем-то не тяжелую поклажу. Все пришло в движение, и за телегой, покатившей в сторону кладбища, под плач и крики людей, сгоняющих непонятливую скотину, уперто стоящую на пути рогами навстречу процессии.
    И вдруг над всем над этим сельским живым организмом в траурном состоянии печально торжественно пронеслись первые, сначала неуверенные и как бы задыхающиеся аккорды похоронного марша.
    Обомлевшая толпа на мгновенье замерла, словно произошло что-то из ряда вон, словно вернулась царская власть или сменилась в одночасье партийная. Любопытство заставило задних напирать на передних, а спереди уже навстречу им шла молва – летчики играют! И затихшее любопытство перешло в покой и умиротворение печальной музыкой, впервые зазвучавшей в их селе. Они внимали красивым звукам трубы с закрытыми глазами и сплоченные единой живой и пульсирующей идеей, красивыми проводами усопшего, про которые будут вспоминать и говорить не одно десятилетие, шли как на заклание за летчиками, напоминавшими героя сказки Андерсена с волшебной дудочкой. А само время, столь устоявшееся в этом селе и не подверженное никаким изменениям со стороны, разделилось до похорон, когда играли летчики и после, когда летчики уехали.
    Процессия плавно двигалась в сторону недалекого кладбища, с неторопливой скоростью лошадки, едва переставляющей ноги, а похоронная толпа, внимая душещипательным звукам, исходила слезами – уж очень душевно играли эти невесть откуда волей судьбы заброшенные к ним летчики.
    А они, словно единый живой организм, поддерживая с боков Гаврилу, и сами держась за него от падения, плакали от умиления и гордости за то, что есть в их экипаже такой прекрасный музыкант и как плохо, что они не знали этого. Но это же ничего не значит и они обязательно выпьют за него.
    И пока они обдумывали, как они будут пить за него и что именно, уж наверняка коньяк и притом армянский, лошадь круто свернула на едва приметную грунтовую дорогу к месту вечного упокоения. А наши герои, так и не сворачивая, под звуки трубы пошли дальше и толпа, завороженная трубой, шла следом, минуя поворот на кладбище…
    И возница, уже остановивший у могилы лошадь и услышав удаляющиеся звуки, опрометью кинулся окорачивать людей…
    Как они садились, в проходящий на Ростов поезд, и как их провожали гужевым эскортом на станцию, никто из троих не помнил. И только ростовский перрон в утренней прохладе с его человеческой суетой и жизнью такой уже непонятной для них, заставил, впервые за несколько дней настоящего отдыха, задуматься, а потом и принять решение – дойти до гостиницы, до своего красного уголка и упасть на раскладушки… и ни одной души на глаза.
    Гостиница только-только после ночи начинала оживать. Вдоль длинного коридора одинокие жильцы, еще не отошедшие от сна, покачиваясь, шли в общий туалет, из которого по всему этажу несло свеженасыпанной в изобилии хлоркой.
    Красный уголок встретил храпом его хозяев и неубранным столом – они тоже времени не теряли, о чем свидетельствовали пустые бутылки и остатки закуси.
    Кэп уже было направился к своей раскладушке, но увидев, как Лопата выставляет из холщёвого мешка четверть самогона и прочие причиндалы в виде кровяной колбасы, сала и деревенских свежестей, словно натолкнулся на невидимую стену. Что-то промычал, медленно развернулся и направился к столу под красным кумачом.
    На раскладушках зашевелились тела, еще недавно, казалось, спавшие беспробудным сном.
    Лашман упрямо смотрел невидящими глазами на невесть откуда появившихся коллег, но различив четверть с мутным самогоном на столе, средь грязной посуды, довольно быстро пришел в себя и в черных сатиновых трусах взгромоздился на стул напротив шефа.
    Не было сказано ни слова, ни намека, но вскоре все сидели по своим местам, как будто и не расходились со дня своего поселения в эту ленинскую комнату.
    Даже Владимир Ильич смотрел, так же с ухмылкой и сочувствием, со своей всеутверждающей фразой, появившейся в брежневский период – верной дорогой идете, товарищи.
    В четверти еще оставалась половина мутной жидкости, когда в дверях показался представитель завода и решительно заявил:
    – Все ребята, бросайте пить, завтра нужно облетать машину. Имейте совесть – конец месяца. А то у нас накроется одним местом квартальная премия.
    – Ну конечно облетаем, какой разговор, – довольные все появлением нового человека, тем более принесшего такое известие, ради которого они и прибыли в этот долбаный Ростов.
    – Давай проходи, садись, – все подскочили к нему, и за стол.
    – Да мне нельзя. Я же на работе, – вяло сопротивлялся он.
    – А ты думаешь мы в отпуске? Давай садись и не сопротивляйся. Настоящий украинский самогон, деревенский, – и уже сидящему подавали наполненный стакан.
    – Ну если украинский, то попробовать можно, – говорил он, принимая стакан. И было видно, что он с глубочайшего похмелья и не хочется ему попадать на глаза начальству в очередной раз и лишаться премиальных, какой-то паршивой двадцатки, но так необходимой в семейном бюджете. Но это было сильнее его и его страха перед начальством.
    Чокаясь, назвал свое имя и в ответ, слушая имена вновь обретенных друзей, пил вместе с ними, закусывая деревенским салом и луком, с хрустом и превеликим удовольствием глотал вновь налитую мутную самогонку.
    А потом он добровольно шел за водкой, в знак глубочайшей признательности и понимания его души, вечно стремящейся в бескрайнее небо, но не прошедшей медкомиссию. Устроился на завод, чтобы быть рядом с самолетами. Не зря говорят – все технари – это несостоявшиеся летчики…
    Утро он встретил за столом, проспав остаток ночи в полусидячем положении с головой на красном кумаче стола и, вспомнив, зачем пришел накануне, принялся поднимать экипаж на облет самолета. Но те вошли в самый сон, и поняв, что все бесполезно, добился от командира лишь одного:
    – Завтра облетаем, – ушел на работу с чувством исполненного долга и легкой головной болью после украинского самогона и прекрасной закуси.
    А экипаж, не нарушая уже сложившейся традиции, проснулся после обеда, с трудом вспоминая вчерашнее посещение представителя ремонтного завода. Долго обмозговывали с больной головой, как выйти из теперешнего состояния, и для легкости сознания решили поправить головы небольшими порциями пива. Которое тут же и принес борт¬оператор в пятилитровой банке из-под болгарских огурцов вместе с помидорами, непонятным образом очутившейся на их столе.
    Сразу как-то полегчало, проснулся аппетит и все дружно убедили кэпа, пора перекусить.
    Ну и много брать не будем, а пару бутылочек водочки и ни-ни – завтра кровь из носа, а придется облетать машину.
    Командир и сам был не против такого варианта, положение обязывало и, покочевряжившись для приличия, разрешил. И тот же проводник смотался на небольшой рыночек в аэропорту за закусью и, как договаривались, прихватил пару бутылок водочки.
    Обед прошел на высочайшем уровне, но…все смотрели на кэпа, словно чего-то чуть-чуть не хватило. Но он, словно не понимая этих взглядов, решительно поднялся из-за стола и пожелал пройтись по привокзальной площади и далее по узким тротуарам, закрытым, словно навесной крышей, ветками плодовых деревьев, сплошной стеной росших вдоль улицы.
    Южный вечер быстро укутал во тьму прохожих, здания, сады и лишь фонари, облепленные летающей тварью, выхватывали у тьмы круги света под столбами.
    О чем думал командир, развернувшись в условной точке и направляясь в гостиницу, нам не дано знать. Но, дойдя до гостиницы и увидев на противоположной стороне под фонарем бочку с пивом, и как на грех ни одного клиента, махнул рукой и решительно направился к ней.
    – Да с одной кружки ничего не будет, – зная себя, решил он.
    Однако, подойдя к бочке, заказал у продавщицы, по габаритам едва уступающей пивной бочке, две кружки. Поставил на круглый столик, стоящий здесь же под забором и, оглянувшись по сторонам, залпом выпил одну – знать мучила жажда.
    Было тепло, стрекотали невидимые твари, рассказывая жужжанием друг дружке что-то о своей жизни в этом благодатном краю – пиво пролилось до самого низа, заполняя желудок истомой и благодатью, вызывая желание в мочевом пузыре.
    – Нет… Все же хорошо здесь, – решил он. Не то, что на севере. Можно стоять и наслаждаться воздухом, пропитанным ароматами цветов и легким запахом такого родного сгоревшего авиационного керосина.
    Легкая грусть легла на душу. Сколько же можно гнить там, в Магадане, с вечным снегом, дождями и холодом? Ну сам летаю, кое-что вижу. А что мои дети и жена видят?
    Он принялся за вторую кружку, отпивая по глотку и продолжая жалеть себя и всех людей, живущих на севере.
    Допив остатки, перевернул кружку вверх дном для убедительности или скорее для завершения процесса. Решил:
    – Пора уезжать. А куда? Надо говорить с женой, – как ни прикидывай, а жена самый надежный тыл. Да и прожили слава богу уже не один десяток лет… Дети выросли… А мы словно присохли. Не сдвинешь нас…
    Еще раз заглянул в кружку, убедился – кружка пуста. Это и к лучшему, завтра облетаем самолет, залетим в Москву и домой. В Магадан.
    Придя в красный уголок, не зажигая света, чтобы не беспокоить понапрасну экипаж, улегся на раскладушку и уснул сном крепкого и здорового человека, с мыслью – как хорошо, все на месте и все в порядке.
    Но на сей раз он сильно ошибался – все отправились гулять и слегка задержались возле одной забегаловки под открытым небом, так некстати попавшейся им на пути в этот же прекрасный вечер. Они тоже умели ценить красоту летней южной ночи под шашлык и сухое вино…
    Пришли они далеко за полночь, значительно подшофе и, не зажигая свет, тихо улеглись по своим местам…
    Утром, по многолетней привычке, кэп проснулся свежий, как огурец. Ему хватило немного воды и легкого массажа до пояса вафельным полотенцем. Бодрый и на подъеме, как всегда перед полетом, заскочил в комнату и принялся будить свой экипаж. Но не тут-то было, вчерашние дрожжи так просто не отпускали. И, сделав несколько попыток поднять спящих, хотя бы в сидячее положение, пришел к неожиданному выводу – сделать это невозможно, тела валились на раскладушку и занимали прежние положения.
    Кэп рассвирепел не на шутку. В ход пошли мат и угрозы, вплоть до написания рапорта о смене экипажа. Но это мало помогло.
    Делать нечего. Пошел звонить на завод об отмене облета самолета. А там спустили на него такого полкана, под угрозой квартальная премия всего завода. Он что хочет лишить весь завод этих денег?
    Нет, он не хотел этого, но… На другом конце бросили трубку, по¬обещав звонить в Магадан.
    Сами собой ноги понесли в буфет и уже у стойки на вопрос буфетчицы, неожиданно для себя, взял кофе и даже без коньяка, чем несказанно удивил буфетчицу. Уселся за столик и маленькими глотками стал пить горькую жидкость из растворимого кофе, пытаясь унять легкую дрожь в пальцах, непонятно откуда вдруг появившуюся. Он с удивлением рассматривал свои руки, а губы непроизвольно шептали:
    – Нет. Хватит с меня, пора завязывать..
    (Продолжение на стр. 24).
    (Продолжение, нач. в №30).
    Самый первый из экипажа очухался радист Лопата. Спустился в буфет взял такой же кофе, и увидев за столом хмурого кэпа, присел к нему.
    – Да брось ты, Коля, расстраиваться по пустякам. Подумаешь, завтра спокойно облетаем и рванем на Москву. Ну что ты поделаешь, отвязались ребята немного. Голова болит? – сочувственно спросил Лопата.
    – Да, немного побаливает… Да я и сам вижу – сегодня просто нельзя выползать на облет, – говорит шеф, тяжело вздыхая.
    – Ну ладно, раз голова болит и наши пока в комнате, давай по шампусику ударим – легче же станет, – и не дожидаясь согласия подошел к буфету и попросил шампанского.
    Они с наслаждением пили шипучий напиток, ощущая, как разливается по жилам приятная истома, снимая боль и напряжение в голове, да и флаттер пальцев как-то сам по себе прекратился.
    И тут в буфет зашли четверо оставшихся членов экипажа помятые, но побритые, помытые и пристроились в хвост небольшой очереди, являя собой довольно жалкое зрелище. Но озираясь по сторонам, они заметили в углу шефа с радистом и почти пустой бутылкой шампанского, враз преобразились. Три бутылки шампусика с легкой закусью: порезанным сырком, колбаской и чашечками кофе придали им уверенности, и непроизвольно выстроившись свиньей, двинулись к столику шефа. У них была на это причина.
    Не было сказано ни слова. Подвинули дополнительно стулья, разлили шампусик. Выпили. Полегчало и только тогда б/механик выдохнул:
    – Ну прости нас. С кем не бывает…
    И остальные подхватили, перебивая друг друга:
    – Да облетаем мы эту машину… Они же сами виноваты – пригласили нас – мы прилетели, а у них ни хрена не готово… Да что, первый раз что ли… Да завтра с полпинка поднимемся и в санчасть…
    И снова пили за полеты, за понимание, за воспоминания, за жизнь и мечты. Ведь каждый мечтает жить лучше, красивее. Правда, не у всех это получается…
    …Жара и шампанское на старые дрожжи и сон в эту жару, и головная боль, словно голова на наковальне, и добрый молодец колотит кувалдой по голове, и выход только один – опохмелиться. И уже вечером, взятой у таксистов водкой сначала понемногу, а потом до самого дна и на всю катушку…
    Утром дежурная вновь трясет за плечо командира:
    – Вызывают с завода. На облет какой-то просят.
    И он, как самый сильный физически, находит в себе силы. Встает и пытается поднять своих вчерашних собутыльников. И даже бьет снизу под раскладушку ногой. Но все бесполезно. И двумя руками вместе с одеялом поднимает Лопату в вертикальное положение, трясет его озлобленно. Отчего у того округляются глаза и отвисает челюсть.
    И выдыхает:
    – Ты остаешься за старшего и чтобы привел экипаж в порядок. Иначе, отправлю в Магадан пассажиром. Ты меня знаешь.
    И бросил обмякшее тело на раскладушку. Сам оделся, повернулся и вышел, хлопнув дверью.
    Лопата минут пять лежал без движений, приходя в себя. Потом встал, надел трико разыскал в портфеле давно не используемые бритвенные принадлежности, подвязал полотенце на пояс и побрел в туалет.
    Минут через двадцать вернулся выбритый, чистый, но хмурый. Достал чистую белую рубаху, повязал черный галстук, одел форменные брюки. Достал из брюк коричневую расческу с длинными зубьями и принялся сосредоточенно расчёсывать свои в значительной мере поредевшие волосы. Спрятав расческу на место в брюки, повернулся к раскладушкам, на которых спали его коллеги, его товарищи, его в конце-концов собутыльники. Но Лопата был уже не их приятель, собрат и не один из них. Это был чистокровный хохол, облаченный пусть небольшой, но властью. Надеюсь многие из вас помнят по армии, старшина хохол и добавить что-либо мне нечего…
    Через пять минут все были на ногах, кроме Лашмана. Он долго кочевряжился и канючил и даже пытался унижать Лопату.
    Но это был явно слабый ход с его стороны и уж тут-то радист показал, на что он способен. На Лашмана полилась та информация, которую выдавал сам Лашман в минуты откровения за бутылкой в долгие дни ожидания в Москве, в Новосибирске, Красноярске и других городах Союза.
    Там были такие, мягко говоря нескоромные вещи, как сожительство с женами своих друзей, попытка совращения с пути истинного невинных девушек за привезенные из Москвы югославские сапоги, экспроприацию овощей и фруктов из перевозимой из Узбекистана продукции на салат и даже некоторые нелестные высказывания в адрес Советского правительства, о которых все слышали и даже подтвердят если нужно кое где…
    Лашман сначала примолк, замер потом подскочил, понимая, чем ему это грозит. Запрыгал по полу на одной ноге, одевая брюки. Лицо, искаженное гримасой боли от тирады и головной боли от похмелья, желало только одного, чтобы не слышать визгливого голоса Лопаты.
    – Ладно. Ладно. Говори, что делать, только молчи, – говорил он зажимая уши.
    Но Лопату уже было не остановить. И он выливал накопленную информацию на голову Лашмана, сидевшего на раскладушке с зажатой руками головой и брюками, одетыми только на одну ногу. Он слушал и только сейчас он стал понимать – какой он плохой человек и от жалости к себе, от своего одиночества и непонимания даже самого себя, а не то что другими, посторонними людьми, заплакал горько навзрыд, как не плакал с самого детства.
    Но Лопату и это не остановило. И, протянув руку, пальцем указал в направлении единственного свободного угла красного уголка, изрек менторским тоном:
    – Ты наказан. Становись в угол.
    И держал руку до тех пор, пока тот поднимался с раскладушки и волоча брюки по полу и всхлипывая, не встал в угол.
    – На колени, – заорал Лопата.
    И Лашман послушно опустился на колени.
    Остальные тихо, словно их это не касается, вышли из комнаты в туалет, привели себя в божеский вид и так же тихо вернулись назад.
    Лашман так же стоял на коленях, уткнувшись головой в угол. Плакать уже перестал, только временами всхлипывал, а его опущенные плечи вздрагивали.
    Лопата все еще был возбужден и мерил шагами небольшое пространство возле стоящего на коленях Лашмана, выговаривая ему наболевшее.
    Неожиданно дверь в красный уголок приоткрылась и протиснулась грудь в военной форме с тремя большими звездами на погонах. Полковник. Был он здоров и весел той веселостью, которая исходит от человека, у которого в жизни все складывается удачно.
    – Ребята. Вы тот самый Магаданский экипаж?
    – Да тот самый.
    – А среди вас нет случайно Лашманова?
    – Есть Лашманов, – все так же агрессивно продолжал Лопата.
    – А можно его увидеть?
    – Нет нельзя.
    – Почему?
    – Он наказан, – и Лопата показал уже вошедшему полковнику в угол на провинившегося.
    Лашман, услышав знакомый голос, повернул лицо к вошедшему, слезы полись ручьем из глаз от обиды и унижения.
    – Вася. Я наказан…
    Полковник бросился к нему, поднимая его с пола, но ноги от сидения на коленях уже не хотели стоять. Все бросились к ним и волоком дотащили к раскладушке, усадили, но он плакал до тех пор, пока полковник не вскрыл свою объемную сумку и не вытащил бутылку армянского коньяка в пять звездочек. Открутил пробку и быстро вставил в рот Лашману.
    Тот пил с закрытыми глазами вздрагивал… и успокаивался под одобрительные взгляды окружающих.
    Все произошло так быстро, что Лопата не успел и сообразить, а когда бросился и вырвал бутылку – полбутылки, как не бывало.
    Хлопнула дверь, и вошел шеф. Он увидел бутылку, расстроенного Лопату, вспоминавшего какую-то мать, полковника, сидящего рядом на раскладушке и успокаивавшего вздрагивающего Лашмана, и понял – облета уже не будет.
    В ярости подошел к Лопате, вырвал из рук его бутылку, раскрутил и одним махом допил содержимое. И сразу прорвало нависшее напряжение.
    Знакомство с полковником, однокашником Лашмана по военному летному училищу, очередная бутылка пятизвездочного за уже накрытым столом, которой явно оказалось мало и такое неожиданное утро в лице дежурной по этажу, так настойчиво теребящей кэпа.
    Потом приезд какого-то представителя завода и долгий нудный разговор о плане, премиальных, звонку в Магадан, со всеми вытекающими последствиями для будущей карьеры…
    К обеду все стали подниматься. Полковник, которому накануне присвоили звание в Свердловском военном округе, был неожиданно молчалив и усиленно прятал в сумку свою полковничью папаху, которую просил привезти его отец посмотреть, сфотографироваться и которую весь вечер каждый по очереди надевал и произносил тост. А потом это надоело и ее водрузили на голову Ильичу, который не возразил ничего против. Наконец полковник засунул в портфель свою папаху, подошел к двери, поднял руку в прощальном жесте и исчез….
    Все прекрасно понимали, что дело табак и надо принимать более радикальные меры.
    А вот какие? Рыбу съели, икра еще раньше в первые дни как-то незаметно исчезла, а ведь это самые действенные средства здесь, на материке…
    И они думали, не вставая с постели, понимая, надо только придумать и выход будет найден.
    В дверях показался оператор. Он был молод, здоров и как-то незаметно отделился от основного состава, переключившись с водки на молодую буфетчицу в этой гостинице. И последнее время приходил свежим, чистым, довольным и я бы сказал, лоснящимся от сытой жизни и довольства.
    Он быстро вошел в курс дела и выдал на гора:
    – Это можно сказать, экстремальный случай. Думаю, санчасть поможет. Я лично всегда этим пользуюсь, и всегда проходит…
    – Как санчасть? Да нас сразу же застукают. Ты посмотри – руки трясутся. Нас же сразу застукают, – возразил кэп и протянул руки, как самый веский аргумент.
    – Да это же хорошо. Говорит лишь о том, что вы больны, – убедительно возразил оператор.
    Стали обсуждать и чем больше говорили, тем более нравилась всем эта идея. Да к тому же, как на грех, другая без бутылки не шла на ум…
    А вскоре шеф изрек:
    – Решено… Подъем. Бриться. Мыться. Одеваем форму и в санчасть. Иначе, нам кранты.
    Атлантовы мучения. И тяжелее всех Лашману, но и он, преодолевая земное тяготение, вставал, тут же заваливался на раскладушку. Спустил с нее ноги и уже с колен, поднялся, цепляясь руками за стол, и все же пошел наводить марафет.
    Прежде всего одевали командира и придавали этому огромное значение, растягивая слегка помятый пиджак, предварительно сбрызнув водой изо рта. Выставили значки классности и за безаварийный налет в их первоначальное положение и очень сожалели, что у шефа не было ромба, как и самого высшего образования, он очень был бы кстати…
    Но у него было кое-что поважнее – орден Ленина, который возил в коробочке на дне своего объёмного портфеля и, покопавшись в нем, вытащил заветную коробочку. Открыли, орден был совсем новым, да и получил-то, двух лет не прошло. А надевал всего раза три-четыре – снимали на кинохронику, да в Тюмени, когда крупно залетели по пьяни… а так по праздникам. Вот тогда орден уж действительно помог, до первого секретаря обкома дело дошло, а спустили все на тормозах… Вот какую силу имеет орден, да если использовать его умеючи…Да, было дело…
    А Гаврила уже откручивает гайку с обратной стороны ордена и пытается попасть столбиком в затянувшуюся дырочку на лацкане пиджака.
    Все напряжены значительностью момента и вскоре орден на месте, сияя краснотой эмали.
    – Ну, теперь только с пиджаком можно сорвать, – говорит Гаврила, затягивая гайку с обратной стороны лацкана.
    Вздох облегчения вырывается из груди наблюдавших.
    Все одеты и на ногах. Только Лашман сидит на своей раскладушке, словно прилип к ней.
    Кэп кивком головы посылает оператора со штурманом ему на помощь и кортеж, одетый в белые рубашки и синие двубортные пиджаки со всеми летными регалиями, спустился на первый этаж и вывалил на уличную тридцатиградусную жару под удивленные взгляды почти раздетых ростовчан, взирающих на них как на инопланетян.
    Но у них была цель и шли они к ней несмотря на жару, насмешки прохожих, заплетающиеся ноги, немыслимую головную боль и прочие мелочи, о которых и говорить-то не хочется…
    Они пересекли площадь, и несколько разделились… Командир, ведомый штурманом и механиком, обливаясь потом, можно сказать, легко миновали большой дверной проем с открытыми настежь дубовыми дверями, нырнули в прохладу аэровокзала. Свернули налево и остановились, вытирая пот, струившийся по лицам, платками не первой свежести, перед узкой дверью с надписью «МЕДПУНКТ».
    Вторая же группа из трех человек, с Лашманом посередине, с великим трудом дотащилась до пирамидального тополя, росшего перед входом в аэровокзал.
    Ноги его, привыкшие к сидячему употреблению водки за столом, ну просто отказывали ему в естественном желании ходить. И хлопцы, не желая опоздать к самому интересному, как командир пройдет санчасть, оставили его с тополем в обнимку. Со стороны можно было подумать, будто он поймал это дерево и не отпускает, боясь, что оно просто убежит от него.
    (Окончание на стр. 26).
    (Окончание нач. в №30).
    А перед дверью санчасти шла борьба не на жизнь, а на смерть. Командира вдруг охватило горькое раскаяние, и он наотрез отказался идти. Но наши герои, понимая чем для них грозит другой поворот дела, некоторым из них до пенсии еще пилить да пилить, встали в позу, и со словами:
    – Коля, надо. Понимаешь? Надо, – открыли дверь санчасти и впихнули его внутрь .
    Кэп опешил от такой вероломности, развернулся и увидел обстановку привычную для его глаз: небольшая белая комната с маленьким столом, прикрытым сверху белой простыней. На нем лежал журнал регистрации летного состава с секундомером в никелированном корпусе и стоящим рядом дубовым стулом. Дальше за столом стоял стеклянный шкаф с небольшим набором лекарств, фонендоскоп и градусники в пол-литровой банке, вата да несколько пакетов бинтов в гермоупаковке.
    За столом сидела маленькая женщина в белом халате и белой шапочке на маленькой седой головке. Глаза добрые, всепрощающие смотрели на вошедшего и он, успокоившись, привычно прошел и сел на стул, машинально положив руку на стол для проверки пульса.
    Она не спеша спросила фамилию, также не спеша записала в журнал. Плавно подняла голову и посмотрела на его лицо, источающее влагу, собирающуюся на подбородке крупными каплями и стекающую на ворот рубашки. Потом пристально в глаза и отвела взгляд, словно не зная, что делать, потерла рука об руку. Ее пальцы опустились на вену лежащей руки, чтобы сосчитать пульс и быстро отдернула их, словно рука кэпа обожгла их.
    Незаметно для себя они слово за слово разговорились. Речь ее плавно лилась и была спокойна и уравновешена. И он был спокоен и ничто его уже не волновало, а проблемы, которые были за дверью и казались почти не разрешимыми, были далеко и словно не касались его сознания.
    Сколько они так сидели, он не помнил и уловил только ее последние слова:
    – Вы больны, у вас температура. Я вам выписала освобождение на три дня… Вы отдохнете, поправитесь и с богом улетайте к себе в Магадан…
    Он поднялся, держа в руке маленький бумажный квадратик с четко написанными строчками, и поклонился в пояс этой милой и доброй женщине, удивляясь при этом:
    – Чего это я, ведь как-никак партбилет у меня на груди… Словно доброта вступила в конфликт с партийной совестью…
    Из вокзала они вылетели, как на крыльях и на немой вопрос Лашмана, держащегося за тополь, заорали:
    – У нас освобождение на три дня!
    И бедный Лашман от счастья воздел руки к небу и тут же рухнул к основанию тополя на асфальт, ноги не выдержали его ликующего тела.
    Странно как-то, но ни в этот день, ни в последующие дни, никто не заикался о выпивке.
    Они только лежали на раскладушках и отпаивались чаем, который готовил оператор, сожалея лишь о плохой воде, в которой теряется истинная красота чая, его аромат.
    К вечеру пришел инженер с завода и принес акт проверки самолета, который облетал заводской экипаж.
    – Да вы не беспокойтесь, – говорил он. – При вылете сделаете кружок над полосой и если выявится какая неисправность, сядете, быстренько устраним. Поймите, сегодня последний день месяца, а вы приболели… – Он помолчал и неловко продолжил, – а мы получим квартальную премию и выпьем за ваше здоровье. Так что, подписывайте акты с чистой совестью.
    Акты подписаны и инженер словно испарился. Тишина и покой воцарились в красном уголке, и лишь Владимир Ильич с плаката на стене хитренько так поглядывал из-под своей рабоче-крестьянской кепочки и помахивал перед лицом ладошкой, сложенной лодочкой.
    На третий день они встали ранним утром, молчаливые и сосредоточенные
    Лопата стоял перед большим зеркалом в коридоре и хлестал себя по щекам:
    – Мерзавец. Подлец! Что я скажу своим детям, которым обещал привезти подарки… Пропил. Все деньги пропил, мерзавец… Как я посмотрю в глаза своей супруге?
    Да, деньги как корова языком слизнула: деньги, которые выделила жена на проживание, на подарки детям, деньги друзей и этих штабных крыс, которым вечно что-то надо…. Это вызывало некоторое разочарование и дискомфорт. Лишь Гаврила не унывал:
    – Надо сказать, хорошо отдохнули. Ну, где бы мы еще могли встретиться и так отдохнуть? – жизнеутверждающе вдалбливал он Лашману.
    Тот только философски ухмылялся, возлежав на раскладушке в позе римского патриция.
    На четвертый день они стояли с легкими портфелями в руках перед маленькой дверью – санчастью, чистые, опрятные и благоухающие Шипром.
    Встречала их та же медсестра-одуванчик с тихой и доброй улыбкой на устах. Командир от лица всего экипажа вручил ей коробку конфет, которую подарила буфетчица гостиницы борт¬оператору, в знак уважения и глубочайшей любви к этому горячему северному парню…
    Она поблагодарила, потом встала и перекрестила экипаж, произнося:
    – Летите с Богом! – и поставила штамп на обратной стороне задания о годности экипажа к полету.
    И они полетели с именем того, кто распростер крылья над ними, охраняя и сохраняя их, для дел и для семей, сначала в Москву, а потом в тот город, упоминание которого, вызывает невольный ужас на уровне подсознания, особенно у людей старшего поколения… Магадан.
    А для них он стал родным и желанным, неповторимым и единственным в своем роде, на многие годы, а для некоторых и последним прибежищем.

     
    версия для печати 

     

     
     
    Статью читали: 2425 раз
     
    Последние материалы  
       

    Общество

    БОЛЕЕ СЕМИДЕСЯТИ ЛЕТ ОТДАЛА МАГАДАНУ...
    Мэр Магадана Сергей Абрамов поздравил с 90-летним юбилеем ветерана Великой Отечественной войны, труженицу тыла Александру Петровну Курьянову.ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ
    24-09-2015, 10:45

    Образование. Наука

    ОПЕРАЦИЯ «ШКОЛА»
    В Магадане комиссия по делам несовершеннолетних и защите их прав в сентябре рассмотрела 11 административных дел в отношении родителей, уклоняющихся от обеспечения детей образованием.ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ
    24-09-2015, 10:45

    Культура. Искусство

    «ЛАДУШКИ» – В «ОКЕАН», МОДЭМ – В СЕВАСТОПОЛЬ
    Два творческих коллектива Магадана примут участие во всероссийских конкурсах. Фольклорный ансамбль лошкарей «Ладушки» вылетел во Всероссийский детский центр «Океан» в городе Владивосток, 31 учащийся «Детской музыкальной школы» столицы Колымы примет участие во Всероссийском фестивале-конкурсе «Моя федерация».ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ
    24-09-2015, 10:45
     

    Наш город

    Безопасный город
    Противопожарное состояние объектов образования, культуры, спорта, социальной поддержки в Магадане значительно улучшилось.ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ
    24-09-2015, 10:44
       
       
    Магаданское время  
       

    ДВА НОВЫХ СВЕТОФОРА
    24-09-2015, 10:45
    В рамках программы «Повышение безопасности дорожного движения» в Магадане в 2015 году установлены два светофора.

    В Магадане готовятся отметить День пожилого человека
    24-09-2015, 10:44
    Мероприятия проведут учреждения управления культуры, образования, социальной поддержки семьи и молодёжи мэрии Магадана.

    «ВЕЛОСИПЕД» ДОЕХАЛ ДО ФИНАЛА
    24-09-2015, 10:43
    Команда КВН «Велосипед», представляющая Магадан, прошла в финал Центральной Тихоокеанской лиги Международного Союза КВН.

    ФСБ БЫСТРЕЕ ВСЕХ
    24-09-2015, 10:42
    Сотрудники Управления ФСБ России по Магаданской области стали лучшими в соревнованиях по легкоатлетическому кроссу, посвященных 70-летию Победы в Великой Отечественной войне.

    КАК ВЫЛЕЧИТЬ ОТ БЕСПЕЧНОСТИ?
    24-09-2015, 10:39
    В магаданской поликлинике у беспечного пациента похищены документы и деньги.

    ПОМОЩЬ ПОДОСПЕЛА ВОВРЕМЯ
    24-09-2015, 10:39
    Очередную спасательную операцию провели 19 сентября 2015 года сотрудники Пожарно-спасательного центра Магаданской области в районе бухты Светлая.

     
     
     
     

     

     © © 1996-2007 "Вечерний Магадан"

     



    При перепечатке ссылка на газету обязательна.

    Разработка, поддержка
    Информационное агентство "Колыма-Информ"

    685000 г.Магадан, пр. Карла Маркса, 40
    Тел./факс: (4132) 620478
    e-mail: evenmag@citylink.ru

    Отдел рекламы:
    Тел./факс: (4132) 627456
    E-mail: paul_5@rambler.ru