|
 |
|
| |
|
В конце июня 2014 года мне позвонил житель Магадана, старый знакомый, и попросил о встрече. Он хотел помыть золото, используя малую технику. Он имеет трактор Беларусь с ковшом и отвалом, японский водяной насос и прочее, необходимое для промывки, но нет места, где мыть. Но есть мечта – намыть килограмм золота! Он знал, что я 40 лет занимался добычей и разведкой золота в Сусуманском районе. Из них почти 20 последних лет – на вольном приносе – работая лотком, проходнушкой, а позже – используя бульдозер Т-100МГП, а потом Т-170.
Я сказал ему, что теперь нет легкого золота. Мол, борта полигонов прежних лет исследованы и промыты. А нынешние полигоны из-за больших глубин после отработки обычно затапливает водой. А вскрывать самому – это из области фантастики.
Но, подумав, вспомнил про хвосты гидравлики, которая работала около 30 лет назад. Приисковый бригадир, производивший промывку, сказал мне в начале 90-х годов: – Отрабатывали террасу и взяли, без малого, 150 килограммов. Но шлюз стоял высоко и на льдине. Его так шатало,что снесло не менее 30 килограммов золота…
Я не поверил ему, но поставил понуру и, толкая бульдозером, с неделю помыл те хвосты. Содержание для тех лет было не ахти – один грамм на куб, но терпимо. Лето было засушливое, ручей почти пересох и объемы промывки были мизерные. В итоге я снялся с того места.
Правда, под конец пригласил того бригадира и возмущенно спросил: – Где обещанное золото?
- Ты ещё не добрался, оно лежит на плотике, – ответил он.
С некоторой натяжкой с этим можно было согласиться. Но шлюз в этом случае должно было шатать уж очень сильно: как пьяного, идущего«на бровях». Чтобы сносило и самородки. Правда, такое случается и в обычных условиях. Об этом скажу ниже.
- Возможно, оно отработано и придется поискать другое место, – сказал я знакомому. С его техникой можно раскапывать большие хвосты любых гидравлик на отработанных полигонах, если они не тронуты. Копать надо глубоко, но «овчинка стоит выделки».Также можно послойно вскрывать отвалы и искать золото металлоискателем (желательно профессиональным детектором с 2 частотами) и прочее.
Сказал, что ручей, о котором шла речь выше, уже выведен из баланса ГОКа. А для работ даже на техногенке нужна лицензия. Подробности можно узнать в магаданском геолкоме.
Мы зашли в геолком. Оказалось, его переименовали в «Недра». В кабинетах никого не было: все были в разъездах. Но секретарша дала номер телефона опытного специалиста. Я позвонил ему и спросил – можем ли мы произвести разведочные работы на ручье перед тем, как взять лицензию на промывку. Ручей давно отработан, нам надо лишь пройтись и опробовать отдельные места, – сказал я.
Без лицензии нельзя, недра принадлежат государству! – услышал я в ответ.
В 70-е годы, работая председателем старательской артели, я часто просматривал планшеты речки Чай-Урья на старательском участке прииска «Большевик». Если вскрыша была небольшая, а содержание металла хорошее, я обводил карандашом понравившийся участок и писал имя своей артели. Делал это и по просьбе бригадиров, которые присмотрели и опробовали место. То же самое делали председатели других артелей. Никто не лез на занятый кем-то участок.
На прииске было 5 артелей, и на всех работал и составлял проекты всего один геолог.
Он сидел в конторе старательского участка. Даже помню его фамилию: Фейерабент.
В тумбочке у него всегда была бутылка хорошего вина, как зайду – начинает разливать на двоих, протягивает конфету… Но с делами справлялся, все вовремя. Как-никак немец, аккуратист.
Наши артели сдавали прииску за промсезон до 2-х тонн золота. Нас всех, вместе со служащими, в 5 артелях было около 200 человек. Теперь золотодобывающие предприятия утопают в горах бумаг. Возможно, сколько лишних бумаг, столько и лишних чиновников? Вспоминается Салтыков-Щедрин с его генералами. Слышал, большинство этой почти ненужной документации сейчас платные. А суммы, как слышал, весьма внушительные.
Но возвращаюсь к своему приятелю.
Почему бы таким, как он, не выдавать разрешение на разведку и работы на непромышленных (или отработанных) местах, по согласованию с правительством области, или по его решению. Для этого не нужна Москва. Есть правительство области, пусть оно и правит. Соответственно, установить сумму за разрешение, пусть и солидную. А ЗПК, к примеру, открыть в Магаданнедра – непромышленные земли в их ведении.Если установить приемлемую цену, то весь металл будет на месте. Сейчас, когда весь Запад давит на нас, неплохо перенять у них кое-какой полезный опыт. Но это информация к размышлению.
Меня, пенсионера, за все годы работы на вольном приносе никто не проверял, не контролировал, в том числе и органы МВД. Правда, в ГОК я золото сдавал нормально, хотя работал на отработанных и дважды сактированных полигонах. Мой друг Слава Терещенко как-то, смеясь, сказал: тебе не золото надо, а главное – наработаться. Действительно, со временем к золоту становишься равнодушным. Но так было не всегда.
Вот вспомнил директора прииска Большевик Кускова Анатолия Михайловича.
В начале 80-х годов он стал директором золото-серебряного рудника Дукат. В этом ему помог второй, после Юрия Гагарина, космонавт Герман Титов. Он даже прилетел к нам на прииск Большевик по просьбе Кускова, а потом попросил за него в Магаданском обкоме партии.
В 70-е годы я дружил с Кусковым. Однажды по его просьбе я достал из сейфа в его кабинете бутылку коньяка. Должно быть, он устроил мне проверку. Мы иногда выпивали с ним понемногу. Я заметил, что одна полка сейфа забита пачками денег. Директорский фонд всегда есть – но почему такой большой! Я знал – с артелей он денег не собирал. Но регулярно поощрял крупными суммами разных работников за ударный труд.
Кусков заметил, что я никак не отреагировал на деньги. Когда мы чокнулись и выпили, он сказал: – Вот теперь я верю Юрину. (Юрин Леонид Мартынович – председатель артели Мир, где я впервые начал работать старателем). Оказалось, Юрин рассказал Кускову про случай с крупным самородком, который я вытащил из шлюза старательского промприбора, когда только начинал работать в бригаде.
То была моя первая встреча с золотом. В бригаду я был принят электриком, но работал и колодчиком на промприборе, которую называли понурой. Вскоре я научился работать и на бульдозере. После ремонта техники мы только-только начали вскрывать полигон. Это было в середине мая 1971 года. Тут надо кое-что пояснить.
Чай-Урья – это громадный, уникальный распадок, где было богатейшее содержание золота. Мне показывали места, где заключенные, катая на тачках пески, с деревянных колод снимали за сутки до 150 килограммов золота. Большие бригады, по 100 и больше человек, производили промывку песков лотками. Говорили, что если на лоток не отходил один грамм золота, то эту площадь бросали, а на планшетах рисовали как недоработку. В итоге потом была такая неразбериха, что иные недоработки были много богаче целиковых площадей. Поэтому многие участки на Чай-Урье вскрывались и промывались по несколько раз. На всех недоработках были вскрышные навалы с небольшим содержанием песков. Они называются не торфами, а техногенкой – в них всегда есть золото.
Добираясь до песков, всю техногенку старатели промывали, толкая тросовыми бульдозерами на промприбор. Отходило в среднем не менее 1 грамма с каждого бульдозерного ножа (отвала). Бульдозеры были в сто лошадиных сил («сотки»). Если промыл за сутки 300 ножей (по 150 в смену), то снимали не меньше 300 граммов золота. Это немного, но тоже что-то.
Мы работали в две смены, по 12 часов, без всяких выходных. Съемку золота делали раз в суткив конце работы дневной смены. Золото сушилось на костре, потом пломбировали в специальном мешочке, и вся дневная смена шла и отдувала (очищала) золото в конторе артели.
В тот день у нас была вторая съемка с начала промывки, но я работал в ночную смену и с золотом непосредственно не соприкасался. Как сказали, с первой съемки, после отдува, сдали около 350 граммов золота. Опытные старатели сказали, что и сегодня будет примерно столько же. На этом полигоне мы работали на двух промприборах, по мере оттайки грунта.
Пока наши старшие принимали смену, мы двое, самые молодые, бульдозерист и я, начали промывку. Благо, бульдозер был заглушен у понуры, прямо на дорожке. Воду на понуру подавал шестидюймовый электрический насос, так называемая «шестерка», с двигателем в 28 киловатт. Бульдозерист откатился назад на четвертой передаче и подавал первый нож. Я запустил насос и, управляя шибером, начал порциями пропускать грунт по шлюзу.
Пропустил уже больше половины первого отвала, как что-то блестящее прошло по шлюзу к хвостам. В то же мгновенье, закрыв выход из бункера, я сбежал вниз к насосу и выключил его, и забежал наверх к колоде. На последней трафарете, перед самыми хвостами, лежал большой самородок, почти правильной овальной формы, похожий на небольшой, но плоский огурец. Он не задержался в передней части шлюза, не провалился к резиновым матам, так как был больше, чем расстояние между параллельными полосками железной трафареты, лежащей на резиновых матах. Напор воды и удары камней продвинули его на самый конец шлюза и он чуть не ушел в хвосты. Я схватил его и в восторге подбросил высоко вверх, а потом поймал, подставив обе ладони. Ощутил приятную тяжесть. Самородок был чистый – без всяких кварцевых вкраплений.
Тут подъехал бульдозер и остановился. Бульдозерист ждал, когда я подниму вверх буторку – это команда, чтобы он подал грунт в бункер. Но я встал на бортик шлюза и высоко поднял руку с самородком. Но он не глядя на меня, спрыгнул вниз и побежал к задней части бульдозера, чтобы подрегулировать тросовую лебедку.
Дневная смена и часть нашей стояли у костра, где на сковородке сушилось золото. До них было примерно 50 метров. Я крикнул им: – Ребята, внимание! Ловите! – и кинул самородок в их сторону. Все оглянулись, но когда самородок упал, не долетев до них метров 15, никто не пошел и не подобрал его. Все отвернулись и продолжили разговоры, смотря на сохнущее золото. Только один покрутил пальцем у виска: «мол, надумал ещё кидаться камнями».
Я подбежал и, подняв самородок, донес его до костра и положил на сковородку. Уже не помню, как это восприняли всё стоящие здесь. Но запомнил, как один мужчина посмотрел на меня очень удивленным взглядом. Он тоже был новичок в бригаде, притом с южных районов страны. Позже он спросил меня: – Почему ты не оставил самородок себе, ведь никто не видел? Я спросил: как это? Он внимательно посмотрел на меня и только качнул головой.
Раньше, работая в науке, я имел дело с платиной, – она ценнее золота. И никогда не соблазнялся. А здесь что? Обокрасть своих товарищей? У меня даже мысли такой не было. В те времена старатели быстро вычисляли нечестных и выгоняли их из бригады.
Как потом сказали, самородок весил 600 с чем-то граммов. Точного веса я не помню, но это было что-то близкое к роковому числу 666.Такая близость веса к числу сатанинской атрибутики.
Ребята на все лады рассказали об этом случае в конторе. Председатель артели запомнил мое имя. И как я не отнекивался, на следующий год он перетянул меня к себе в контору горным мастером, так как у меня было и горное образование.
Роберт ХОРОШИЛОВ. |
