|
 |
|
| |
|
«Вечерний Магадан» продолжает публикацию глав из документальной повести о первых днях и месяцах, а потом и годах Великой Отечественной войны, запечатлевшихся ярко в памяти девочки Эллы. Автор этого повествования – Нелли Федоровна КУЗНЕЦОВА, с 1983 года по 2005 г. работавшая акушеркой родового отделения в роддоме Магаданского горздравотдела. Уроженка Курской области (г.р. 1935), она закончила Кинешемское 4-годичное медицинское училище по специальности фельдшер-акушерка, и всю жизнь отдала благородному делу родовспоможения. Она трудилась на Украине, в Дагестане, потом приехала на Крайний Север… Ныне Нелли Федоровна проживает в Старом Осколе (Курская обл.), поддерживает связь со своими коллегами, через которых и передала редакции рукопись книги «Жизнь прожить – не поле перейти». Мы публикуем фрагменты из первой части этой книги «Детство, опаленное войной».
ВЕСНА – ЭТО РАДОСТЬ ЖИЗНИ
Отступили зимние бури, метели и снегопады, ушли крепкие морозы. Приближалась весна. Ярче солнышко стало светить, веселее защебетали воробьи и вороны закаркали иным голосом. На кустах распушились и набухли почки. На проталинах зазеленела травка, а между кустами появились первые цветы – подснежники, радуя глаз своим сине-голубым цветом. Люди ждали тепла, чтобы отогреться после такой студеной, суровой зимы и отогреть душу, которая перенесла столько горя за месяцы войны. Полностью сошел снег... С каждым днем весна входила в свои права. Буйно разрасталась трава, на межах между огородами расцвели ярко-желтые шапки одуванчиков. На тепло вылезли жучки, паучки, букашки и божьи коровки. Надо было готовить огороды к посеву.
В затишье, когда не было боя, люди спешили вскопать грядки, чтобы успеть посадить. Этой работе часто мешали бои, которые в течение дня начинались по нескольку раз, то с нашей стороны, то с немецкой, со свистом летели и рвались снаряды, разрывались мины, на огороде страшно было работать.
Немцы боялись партизан, которые могли выступить из лесу, поэтому по огородам делали маскировку, протягивали сетки-ловушки с колокольчиками.
За холодную, голодную зиму развелось много мышей. Ища себе пропитание, они ночью попадали своими лапками в сетку-ловушку, раздавался звон колокольчиков, немцы сразу начинали пальбу из автоматов. Кое-где взрывались и мины. По ночному небу видно было, как летели со свистом светящиеся очереди пуль, затем все затихало. Теперь каждый день люди ждали тишины. В такое время казалось, что на земле нет войны...
У домов, в палисадниках, зацвели уцелевшие кусты сирени. Ее душистый аромат доносился в открытие окна. В колхозном саду зацвели яблони, грушевые деревья виднелись далеко, в своем бело-розовом наряде. Запели соловьи, их трели звучали азартно, разноголосыми руладами. Соловьи своим пением старались привлечь к любви своих подруг, чтобы вместе свить гнездышко, где будут их птенцы, их детки, В такую прекрасную пору все навевает на новые ощущения жизни.
В сердцах молодых парней и девчат появляется какая-то радостная, неизвестная им тревога – затаенная тревога любви.
Шла война, а жизнь продолжалась, несмотря на все страшные события, которые происходили за это военное время. Война не могла победить чувства любви, идущие из молодых сердец парней и девчат. Они назначали свидания, тайком от родителей в кустах дурманящей черемухи и сирени впервые целовались, признавались в любви, слушая пение соловья. Эти чувства любви не подвластны даже законам войны...
В такую цветущую пору весны в сердцах молодежи пылала жаром и неудержимой страстью любовь, которую надо дарить любимому человеку. И не обращая внимания, на бои и бомбежку, на запреты родителей, молодежь в своих сердцах сохраняла это прекрасное чувство, продолжали любить.
ПРЕДАТЕЛЬНИЦА
У нашего соседа Дмитрича была старшая дочь Зойка. Красивая, статная девушка, ее фигуру подчеркивала черная узкая юбка и белая, расшитая украинским узором кофточка, из-под которой четко определялись ее девичьи формы, которые волнуют молодых парней, на что они всегда бросали свой любопытный взгляд. Икры ее голеней плотно облегали до блеска начищенные хромовые сапожки. Среди своих сверстниц Зойка заметно выделялась. Она ходила с гордо поднятой головой, как бы говоря:
- Я знаю себе цену.
За ее спиной развевались длинные, туго заплетенные косы, которые дополняли ее девичью красоту. К дому Дмитрича часто подъезжал на мотоцикле немецкий офицер, Карл. Рядом с ним всегда сидела собака, красивая овчарка светло-коричневого окраса, видно было, что уходу за ней Карл уделяет большое внимание: шерсть от чистоты блестела и лоснилась. Своим грозным видом овчарка выражала, что не даст в обиду своего хозяина. Когда Карл заходил к Зойке в дом, овчарка оставалась в люльке мотоцикла. К ней пытались подойти более смелые соседские ребята. Но собака сидела спокойно, не выражая агрессии, поворачивала голову, смотрела на ребят острым взглядом своих больших серых глаз, подергивала ушами, что выражало:
- Не подходи! – Опасно!
Так как нрав немецких овчарок непредсказуем, они в любую минуту могут наброситься на жертву...
Карл был красивым мужчиной высокого роста, спортивного телосложения, лицо с оттенком загара, глаза светло-голубого цвета, окутаны длинными пушистыми ресницами. Серо-зеленая военная форма была ладно подогнана по его фигуре, китель в талии туго затянут кожаным ремнем, до блеска начищены сапоги (они были иной формы, округленные), на голове фуражка с высокой тульей и украшена немецкими отличительными знаками, из-под которой виднелись светло русые волосы. В руках Карл всегда держал хлыст, сплетенный из кожаных ленточек и у него была привычка постукивать хлыстом по ладони, когда разговаривал с Зойкой.
Я часто видела, как Карл приходил к Зойке с большим букетом сирени. А какие между ними в то время были отношения, мой детский разум еще не понимал.
Однажды я сидела у окна и смотрела на происходящее на улице. Было тихо. Целый день не было боя. Вечерело. От солнца исходили яркие разноцветные лучи и где-то скрывались за горизонтом. Вижу, идет Карл и, как всегда, рядом с ним овчарка, которая порывалась освободиться от кожаного поводка.
Карл остановился у дороги, не доходя до Зойкиного дома, закурил папиросу, было видно, что он ждал Зойку. Да, ждал. Вскоре и она выбежала. На ее плечи была накинута большая разноцветная шаль с длинными кистями. Сельские модницы всегда носили такие красивые шали. Зойка подошла к Карлу, он легонько поцеловал ее в щечку, она со смущением отстранила его от себя, а Карл продолжал что-то говорить ей на ушко.
А овчарка сидела у его ног, головой водила по сторонам, подняв уши, как будто прислушивалась к их разговору.
На улице было пусто, но я чувствовала; из окна каждого дома за ними наблюдали глаза любопытных женщин. По селу уже ходили двусмысленные слухи, особенно женщины строго осуждали Зойку за встречи с Карлом. Их мужья на фронте воюют с непрошеными гостями – немцами, а она с ними дружбу водит. И на стене Зойкиного дома кто-то большими черными буквами написал «Предательница!»...
Их встреча была под вечер. В это время начался бой со стороны, где были расположены наши войска, немцы вступили в ответный бой. Со свистом летели и рвались снаряды. Надо было такому случиться, что один снаряд взорвался почти рядом с нашим домом, а именно там, где стояли Карл и Зойка. От взрывов звенели разбитые стекла, содрогались стены дома. Я испугалась, спряталась под стол, где искала спасения, как будто бы он мог меня защитить. Взрывы становились реже, и я решила подойти к окну посмотреть, что происходит на улице. Там, где стояли Карл и Зойка, лежали комья свежей земли. Увидела, почти рядом с воронкой, над которой еще струился сизый дымок, лежала Зойка, до туловища покрыта землей, с разбросанными в сторону руками. Четко выделялись яркие куски ее красивой шали на свежей земле. А в сторонке, лежали рядом, отброшенные взрывной волной, Карл и овчарка.
Бой, как неожиданно начался, так неожиданно закончился. Наступила тишина, которая потом наполнится криком и плачем.
Из домов выходили люди, выбежала и тетя Дуня, мать Зойки. Она подбежала к воронке, бросилась на засыпанное землей тело Зойки и во весь голос закричала: «Боже мой!»- ее голос эхом разнесся по селу.
- Доченька! Зоечка! Как же это случилось? Люди добрые, ой, горе мне! Ой, горе! Доченька вставай! – Просила она Зойку, еще не ведая, жива или мертва.
Зойка слегка пошевелила губами, мать продолжала просить помощи.
- Люди добрые, помогите! – Обращалась она, поднимая руки кверху к собравшимся и столпившимся вокруг нее женщинам и детям. Кто-то из дома принес одеяло, на него положили Зойку. Ее ноги свисали, как плети, сквозь одеяло просачивалась кровь. Подняв, понесли в дом. Была вызвана немецкая скорая помощь. Зойка была без сознания, в шоке, не издавая ни одного стона и звука, лицо бледное, она тяжело и редко дышала, видно было, как поднималась ее грудная клетка. А тетя Дуня продолжала причитать:
- Ой, доченька, ой, Зоенька, что же ты наделала? Какое горе мне преподнесла?
Что же мне теперь делать?
Вскоре к дому Дмитрича подъехала немецкая санитарная машина, на ее зеленом фоне виднелся белый круг, а в нем красный крест. Этот красный крест олицетворяет добро – оказывает помощь друзьям и недругам. Из дому на носилках вынесли Зойку, положили в машину, туда села и тетя Дуня. Повезли в немецкий госпиталь. Он был расположен в районной больнице, где Зойке сделали операцию, ампутировали оторванные нижние конечности до колен. Уже было темно, когда Зойку привезли домой. Тете Дуне немцы сказали, что ее дочь в безнадежном состоянии, что она может умереть от заражения крови, так как ее раны были покрыты землей.
В их доме собралось много народу, и мне интересно было узнать, что же там происходит? У Зойки была младшая сестра Аня, я с ней дружила и часто приходила к ним в дом. Мы с ней сидели на теплой русской печке и на все происходящее глядели с каким-то неясным чувством страха. Зойка лежала на большой кровати, на пуховых подушках, накрыта простыней, и видны были пропитанные кровью, забинтованные культи обеих ног.
(Продолжение следует). |
