|
 |
|
| |
|
Уж чего-чего, а скуки в армии днем с огнем не сыскать. Каждый день – что-то новенькое, каждый день – как отдельно прожитая маленькая жизнь. Короче, есть что вспомнить и что рассказать.
КАК МЕНЯ В ПЛЕН КОМАРЫ ВЗЯЛИ
Не успел я еще привыкнуть в учебке связи ВВС к скромному, но такому значительному званию – рядовой Советской Армии, не успел еще тайком от старшины шинель свою необъятную на ширину солдатского ремня обкорнать, чтобы по пяткам не телепалась, как под вечер: «Тревога!» И колонна машин цвета хаки с коротковолновыми, радиорелейными, локаторными, телефонными станциями выдвинулась в место дислокации – озеро Валдай.
Прибыли. По команде начальника РС-118 БМ сержанта латыша Валентина Кучанса и под руководством старшего радиста ефрейтора белоруса Вити Синявского развернули станцию, дали свой позывной в эфир, приняли приказ главрации: «СК, 4-00», то есть конец связи до четырех часов утра. И после незатейливого ужина из банок со свиной тушенкой (одно сало, а ведь обещал «макаронник» с продсклада, что она говяжья) и горячего сладчайшего чая, Кучанс скомандовал: «Отбой. А передо мной, «зеленым огурцом», поставил задачу боевого охранения вверенной нам матчасти. И сектор патрулирования определил, где главными ориентирами стали берег Валдая, пышная сосна и наша станция. Закинул я за плечо СКС без патронов и начал отсчитывать приказные шаги.
И тут меня широким фронтом атаковала вражья рать в виде валдайских комаров-кровопийц. Чем больше густели сумерки, тем яростнее они на меня набрасывались. Жуткие уколы в лицо… в шею… даже в голову сквозь волосы… под гимнастерку… под… ниже. Напрасно я со скоростью самолетного пропеллера крутил перед пылавшим уже огнем лицом сосновой лапой, отбивался снятой с себя шинелькой – не помогало ничего. До лица я не мог уже дотронуться, на ощупь чувствовал, что оно покрылось бесчисленными волдырями, как и тело, меня стал пробирать болезненный озноб, а температура скакнула наверное ближе к 400.
Тогда, нарушая устав караульной службы и все прочие уставы заодно, я уже в полуобморочном состоянии дотащился до сосны и рухнув, скорчился под ней, натянув на голову шинель. Чуть-чуть забылся, хотя гнус к «кормовой базе» ходы – выходы находил все равно.
Сколько времени прошло – не помню, только вдруг край шинели осторожненько пополз с моей головы, а надо мной из темноты проявилось лицо начальника химслужбы полка майора Базарова, «Менделеева» по-солдатски. Я его узнал, хотя глаза мои превратились из-за опухоли в две узкие щелочки. «Все теперь, – подумал я, – конец. Впереди гауптвахта, а то и дисбат. Все, конец!» Но «Менделеев» вдруг по-отечески положил мне руку на мой стриженый затылок и стал ласково поглаживать мою распухшую голову. «Эх, сынок, зеленый ты, я вижу… Да это зверье и не таких доводило, а тебя… Ничего, ничего. На-ка, держи тюбик, там еще мази немножко осталось. Натрись как следует и посиди, не вставай. А радиостанция твоя никуда не денется. Я сейчас распоряжусь, чтобы тебя подменили, а утречком – прямиком в санчасть. Там укольчик поставят, таблеточек дадут и станешь ты у нас в строй… Эх, молодо-зелено…»
КАК САШКА ШПИОНА ПОЙМАЛ
С
Саней Губановым я много лет проработал в одной колымской газете. Знал о нем, казалось, все, а вот то, что он за службу в Советской Армии награжден медалью – узнал случайно. Он обронил об этом шутя, а я сначала и не поверил: как, в мирное время да медалью! Тогда Саня показал мне медаль, которая была учреждена в честь 100-летия со дня рождения В.И. Ленина и удостоверение к ней, где прямо говорилось о его бдительности при охране государственной границы Советского Союза.
Да, сержант Александр Губанов из города Чусового, что на Урале, служил в элитных войсках – пограничных. Застава его находилась на советско-китайской границе, в Казахстане. Время то было напряженное, в Поднебесной шумела-гремела культурная революция, многим она поперек горла была, вот и валили соседи к нам через границу. Чтобы хоть как-то уменьшить китайский поток нелегалов, наше пограничное командование помимо контрольно-следовой полосы ввело на наиболее активных участках границы решетчатые ограждения со звуковым сигналом. Кто дотронется, так сразу: «Застава, ружье!»
(Окончание на стр. 25).
(Окончание, нач. на стр. 23).
Так вот, в один промозглый ненастный денек, рассказывал Саня, когда с неба шел мокрый снег и лился дождь одновременно, когда добрый хозяин собаку на улицу не выпустит, в расположении его пограннаряда вдруг возьми да и прозвени этот самый сигнал. Автоматы к бою и рывком из теплой комнаты на стылую местность. И марш-бросок вдоль ограждения.
… Пробежали сколько-то там, смотрят, а с той стороны на решетке молодой китаец повис. Погранцы к нему, видят плохо дело у Вана. Весь вымокший, замерзший, колотит всего. Да к тому же худой бедняга, кожа да кости. Но рукой показывает в нашу сторону, откройте, мол, к вам хочу. Показывает рукой в сторону родины, – быстро-быстро мотает головой, что значит, туда возвращаться не буду.
Что делать? Пограничники советуют старшему наряда Губанову: давай, сержант, пинка ему дадим и пусть возвращается восвояси. Нечего нам с ним канителиться и так каждый день как тараканы лезут, забот прибавляют. А у Сани другие чувства в душе. Во-первых, говорит он друзьям, не знаем мы, что за птица – этот китаец. На границе, сами знаете, всякое случается, у нас не повезло, так он после вашего пинка в другом месте просочится и неизвестно, с какой еще целью. А во-вторых, уж больно мне жалко, говорит, этого китайца. Посмотрите, какой доходяга, а вдруг его на сопредельной стороне уже хунвейбины разыскивают за какие-то там грехи перед Мао. Тогда ему, считай, хана. Поэтому принимаю решение: китайца впустить, обогреть, накормить и глаз с него, естественно, не сводить. А по цепочке вверх незамедлительно доложить о ЧП на заставе.
… Самое потом трудное дело, вспоминал Саня, так это писать подробнейший отчет о задержании этого китайца, что да как. Уж не знаю до сих пор, шпионом ли он был, или впрямь бежал из Китая – скорее второе. Но медалью меня наградили. Жалко только, что не весь наряд.
КАК ЛЕОНИД ОТПУСК ЗАСЛУЖИЛ
У
Леонида Ружицкого, линотиписта одной колымской типографии, была в Советской Армии интересная воинская специальность – наблюдатель. Когда в авиаполку истребителей МиГ-21 шли учебные полеты, рядовой Ружицкий забирался в свое «гнездо», что на верхотуре КП, втискивал свой глаз в резиновую обойму мощной подзорной трубы и внимательнейшим образом держал в прицеле каждый МиГ, заходящий на посадку. А все дело было в том, что случались хоть и редко казусы, когда летчики, особенно молодые, забывали, заходя на бетонку, выпускать шасси. Видимо, и на контрольные датчики в кабине не смотрели, или те тоже изредка из строя выходили. Как бы там ни было, а наблюдатель в трубу глядело зорко: мало ли что, не дай Бог, случится.
И вот однажды, только Леонид забрался на свое место службы, полеты вдруг на часок отменили. Слезать вниз не было смысла и стал рядовой Ружицкий от нечего делать водить своей оптикой по окрестностям. Вот крупным планом дома немецкого поселка (дело было в ГДР), в окнах появлялись белокурые Матильды и прочие интересные кадры, автомобили, деревья… а это, интересно, что за штука? Глаз Леонида ясно уловил ограду ихнего аэродрома, с той дальней стороны, которая упиралась в водонапорную башню. А за оградой… Ну-ка, ну-ка, что там происходит?
А там происходило вот что: взад и вперед, то туда, то сюда за ограждением военного объекта расхаживал человек и фотографировал аэродром с разных ракурсов. Недалеко от него к живому бордюру из кустарника был припаркован мощный мотоцикл.
Нисколько не раздумывая, Леонид нажал кнопку переговорного устройства и четко доложил о происходящем руководителю полетов. Тот, не мешкая – «особняку», начальнику особого отдела.
… Буквально через три дня наблюдателю рядовому Ружицкому зачитали самый радостный и ожидаемый каждым солдатом приказ – об отпуске. За бдительность и активное участие в обезвреживании агента вражеской разведки.
Валентин СИДОРОВ. |
