|
 |
|
| |
|
Магадану 75 лет. Страницам его становления посвящены многие публикации... Обратимся к истории города глазами детей и подростков конца сороковых и начала пятидесятых годов прошлого века. Своими воспоминаниями делится с читателями коренной магаданец, редактор отдела «ВМ» Олег Михайлов (начало в № 21).
«ДАУРИЯ»
Люди разных профессий проживали в нашем дворе. Дядя Андрей работал кузнецом. Чуть выше среднего роста, широкий в груди, кудри темнорусые. Возраст – под тридцать лет. Проживал он в комнатушке с младшим братом Тарасом, женой и бабушкой. Дом № 6 по Школьному переулку, деревянный, двухэтажный, с длинным сквозным коридором на первом этаже и таким же на втором, но выходящим на балконы. По обе стороны коридора однооконные комнатушки. Почти у каждой двери или небольшая тумбочка, или ящичек, у порога тряпочка для вытирания обуви. Под потолком в коридоре электролампочки.
Замечательным местом этого дома являлись общие кухни на обоих этажах. Кухни по тому времени просторные, со столами, стоящими впритык у одной стены. Напротив, у другой стены, большая кирпичная беленая печь под дрова. Рядом раковина и кран, из которого шла холодная вода, которую мы, мальчишки, набегавшись на улице, пили из-под крана.
Люди в городе трудились на производствах в разное время, поэтому на кухне хозяйки готовили и днем, и вечером, но в основном вечером. На столах стояли керогазы, шипели голубоватым пламенем керосинки, пахло борщами, ухой, поджарками, луком.
Печь топили вечером, особенно зимой. В воскресенье дрова в ней трещали с утра. В больших дюралевых бачках, тазах кипятилось белье, ворочали его хозяйки специальными палками, наподобие скалок. Тут же, на табуретке, лежало хозяйственное мыло. От печки шло тепло, хозяйки обменивались новостями. В воскресенье кухня была наполнена женщинами.
С матерями появлялись и маленькие дети, и девочки-подростки с косичками и вплетенными в них бантами.
Кухня соседнего дома запомнилась тем, что там дядя Андрей рассказывал, как он во время боев за Берлин дрался с фашистами врукопашную, при этом показывал мужикам, как своим мощным кулаком бил их. Силы человек был необычайной.
Кухня сохранилась в памяти тем, что зимой часто после семи вечера, когда многие возвращались домой с работы, здесь сдвигались столы и на стульях, и самодельной скамье, что была там, садились вокруг широкого стола играть в лото. Играли со взрослыми и мы, мальчишки. Выкрикивали: «уточки», что означало 22, «туда-сюда» – 69, «чертова дюжина» – 13, «дюжина» – 12, «барабанные палочки» – 11, «дед» - девяносто. В карты здесь никто не играл. Пьяных не было.
Самое же интересное было, когда дядя Андрей выносил из своей комнаты очередную книгу и заходил с ней на кухню.
Все усаживались вокруг длинного стола, и дядя Андрей начинал читать вслух «Даурию» Константина Седых.
Тишина. От кухонных радиаторов шло тепло. Потрескивал огонь в печи. Шипел голубой огонь керосинки. Окна в ледяных зимних узорах, а между ними сквозь краешек незамерзшего стекла на кухню смотрел месяц. Звучал низкий бархатистый голос дяди Андрея.
Заходившие из коридора в кухню, прикрывали дверь, приносили с собой табуретки и слушали, и вместе со всеми слушали мы, мальчишки. Особенно внимательны были женщины, что тихо стояли у своих керогазов.
Иногда устраивали перерыв, открывали форточку, чтобы выветрить керогазный чад, и тогда морозный ветер через нее с улицы дышал на нас густыми клубами седого воздуха, и лампочка под потолком исчезала в нем как в тумане.
Кто-то из взрослых выходил покурить на крыльцо или еще по каким-то делам, а потом снова все усаживались вокруг стола, слушали про казаков. Чтение «Даурии» сменялось чтением другой книги. Хорошо тут было сидеть, расстегнув пальто, засунув варежки в карманы, сняв шапки, слушать и слушать. Волшебные годы детства.
Во время встречи Нового года в своих комнатушках, после боя курантов и праздничных тостов, народ собирался тут, на кухне. Люди тянулись друг к другу. Приносили еду, выпивку, патефон, и разливался здесь, выходя в коридор, голос Лидии Руслановой «По морозу босиком к милому ходила. Валенки, валенки, эх, не подшиты стареньки».
Руслановой подпевали, и вот уже звучала другая песня «Окрасился вечер багрянцем, где волны бушуют у скал».
Потом кто-нибудь приносил гармонь и уже пели все хором, или кто-то один те песни, что были по душе.
КРЫЛОВ
Лето. Мальчишки во дворе занимаются какими-то своими делами. Во двор въезжает «ЗИМ», лучший легковой автомобиль того периода в Советском Союзе и самый первый в Магадане. За рулем летчик командир ИЛ-16 Николай Иванович Крылов, или, как мы его звали – дядя Коля. Он только что прилетел из Залива Креста или из «Крестов», как в то время называли один из районов Эгвекинота. Николай Иванович, отец Алика Крылова, который тут же играет вместе со всеми.
Алька подбегает к отцу. Затем Николай Иванович заходит в дом. Через час выходит во двор – высокий, широкоплечий, в кожаной летной куртке, стоит на крыльце и говорит нам:
– Кто хочет кататься?
– Я, я! – кричат мальчишки.
– Садитесь в машину.
И мы всей гурьбой бежим к «ЗИМу». Автомобиль вместительный, с откидными местами. Покатает нас, детвору, летчик по городу и возвращается во двор – мы рады. В то время прокатиться в автомобиле являлось для ребятни редкостью.
В другой раз Николай Иванович говорит нам:
– Кто хочет поехать на аэродром?..
Никто не отказывается. Едем на аэродром, 13-й километр. В то время аэропорта на 56-м километре не было и в помине. Все самолеты приземлялись и взлетали на 13-м. А там Николай Иванович подвозит нас к отлетавшим самолетам, как сейчас сказали бы – списанным. Их там громоздилось впритык машин десять или двенадцать, а может, и более. Самолеты иностранные, с гофрированными фюзеляжами. Война-то закончилась пять лет тому назад.
Николай Иванович уезжает к зданию аэропорта, решает там свои дела. Мы остаемся на этих авиамашинах, ходим по их крыльям, забираемся в кабины. Приборы с одних самолетов сняты¸ на других стоят. Мы садимся за штурвалы, пытаемся что-то тут включать.
Солнечно в аэропорту. Наигравшись и облазив самолет внутри, вылезаем из кабины наружу, забираемся на крыло. С крыла одного самолета перепрыгиваем на крыло другого. В небе яркое солнце. Самолеты нагрелись под его лучами, тепло. Мы сидим на крыле то ли японской, то ли немецкой машины, на которой летал какой-нибудь ас, а может, обыкновенный пилот. Смотрим, как взлетают наши Аннушки да ИЛы.
В конце аэродрома, там где самолет, отрываясь от полосы уходит вверх, есть небольшая сопочка. Самолет, оторвавшись от полосы, резко взмывает над сопкой, дает поворот и уходит ввысь. Мы наблюдаем за ним, провожаем взглядом. Закончив свои дела в аэропорту, Николай Иванович заезжает за нами, и мы, полные впечатлений, едем домой.
***
Однажды зимой, когда мы играли во дворе, на крыльцо вышел Алик Крылов и кричит нам:
– Ребята! Кто хочет кино смотреть? Идем ко мне. Отец показывать будет.
– Какое кино? – недоумеваем мы, но сразу согласившись, идем к нему.
Алик говорит:
– Отец привез такой аппаратик и пленку к нему. Идемте.
Тогда мы еще не знали, что для показа диафильмов есть аппарат диапроектор.
Детворы в комнате Крыловых собралось много – девчонки, мальчишки.
Уселись тесновато, кто на полу, ближе к экрану – простыне, кто на кровати. Самые маленькие – на стульях. Все разместились так, чтобы лучу диапроектора не мешать, а сам аппарат установили как можно выше. Николай Иванович высокий, в белой рубашке, лицо волевое, глаза добрые, голос низкий с баритонистым отливом. Тетя Дуся, так мы называли маму Алика, стройная, черноволосая.
Потушили в комнате свет. Первый диафильм о русском мореплавателе 18 века Головине, о том, как он находился в плену у японцев, в каких морях ходил под парусом. Титры читала тетя Дуся, а у проектора стоял Николай Иванович. После этого диафильма мы смотрели и другие. Через час мы под сильным впечатлением разошлись, но потом еще не раз мы собирались у Крыловых на диафильмы.
***
В ту пору ананасы являлись диковинкой в Магадане. Николай Иванович, летая в Хабаровск, привозил их оттуда и угощал нас, мальчишек. Возил он нас с собой и на зимнюю рыбалку на лед бухты Нагаева, где сам бурил для нас лунки.
МЕДВЕДИ И ЧЕРТОВО КОЛЕСО
Городской парк в то время был великолепен. Над входом в него со стороны проспекта Ленина на арке надпись: «Городской парк имени А.М. Горького». Меж лиственниц при ветре волнами ходила трава. На многочисленных клумбах краснели маки, синели васильки, с удивлением смотрели анютины глазки.
Сразу как входишь в парк, по центральной его аллее с левой стороны с интервалом в ряд размещались крупные, в рост человека погрудные портреты членов политбюро ЦК КПСС. Портреты на полотне писались в технике сухой кисти. В конце аллеи, там где сейчас на высоченном постаменте красуется крашеный под золото ангел, находилась во весь рост скульптура Сталина.
По левой стороне аллейки, что сейчас ведет к игровым автоматам, в то время стояли в ряд погрудные портреты первых руководителей союзных государств – Польши, Китая, Чехословакии, Восточной Германии, Венгии, Румынии, Болгарии, Монголии, Северной Кореи.
Портреты писались цветной масляной красной.
Аллейка эта в то время выходила к городской танцевальной площадке. Площадка открытая, с дощатым полом, окружена невысокой, по плечи, сплошной деревянной оградой, через которую перемахнуть ничего не стоило.
Затем над деревянной оградой нарастили металлическую сетку. Теперь через нее на круг не перемахнуть…
На танцплощадке возвышалась сцена. С трех сторон и сверху она прикрывалась от ненастья навесом – ракушкой. Нас цене выступали музыканты. В их репертуар входили вальсы, танго, редко фокстрот. Когда музыканты отдыхали – ставили граммофонные пластинки, музыка звучала из динамиков. Пройти на танцплощадку можно было по билетам, которые продавались в кассе парка. Танцплощадка являлась весьма посещаемой, особенно в субботу и воскресенье, и работала в вечерние часы. Звучал голос руководителя оркестра или кого-нибудь из музыкантов:
– А сейчас объявляется «Белый вальс».
И вот девушки приглашают на танец понравившихся им парней. Здесь молодые люди знакомились, парни провожали домой девушек, стояли, прощаясь под темным, звездным небом августа, назначали свидания.
Наступал сентябрь и в его прохладном воздухе было заметно дыхание прощающихся пар, руки тянулись к объятиям, молодые люди становились супругами.
***
По периметру всего парка стоял забор. Одно время пройти в парк можно было только по билету. Билеты продавали в кассе рядом с центральным входом. Преодолеть забор молодому парню – пара пустяков. Но вот с девушкой он делать этого не станет. К тому же по воскресеньям шли целыми семьями с детьми, так что билеты покупали. Но прошло время и продажу билетов отменили.
***
На том месте, где сейчас волейбольная площадка были две «стрелы». «Стрелой» называлась механическая установка длиной 10 или 12 метров. Одним концом она прочно на шарнирах закреплялась в массивной установке на земле. Другой конец был свободен и мог двигаться как стрелка часов, взлетая вверх в воздух, описывая дугу в 180 градусов и возвращаясь обратно. Такой своеобразный маятник. Приобретая билет, желающий садился в кресло, что находилось на свободно ходящем конце стрелы, пристегивался к нему ремнями. Работник парка, обслуживающий этот аттракцион, снимал блокиратор стрелы, нажимал кнопку «пуск» и стрела вместе с человеком взмывала вверх, оборачивалась на 180 градусов так, что человек оказывался вниз головой, возвращалась обратно, снова уходила вверх. И так несколько раз с приличной скоростью.
***
В стороне и чуть выше, где сейчас за сплошной оградкой площадка для маленьких детей, прежде крутилась разноцветная детская карусель с лошадками и каретами. Тут же рядом вращалось «чертово колесо», напоминающее большую граммофонную пластинку диаметром метров семь. Помимо того, что диск вращался, он еще слегка поднимался и опускался то одним краем, то другим, как бы ходил волнами. Сверху диск имел зонт. При вращении диска – задача для человека заключалась в том, чтобы устоять на ногах. Скорость вращения «чертова колеса» регулировалась и была обычно небыстрой.
Диск вращался так, что едва не касался земли и мы, подойдя к нему, легко прыгали на него.
Через какое-то время и карусель, и «чертово колесо» демонтировали.
Вскоре на этом месте установили небольшой вольер с толстыми металлическими прутьями. В вольере поселились два бурых медведя, их соседкой стала белая медведица, которую все называли Юлькой. У нее был свой персональный бассейн. Плюхаясь в него, медведица обдавала брызгами посетителей, раздавался радостный детский крик, визг. Неслись веселые ребячьи голоса.
Народу здесь было всегда предостаточно. Посетители подкармливали топтыгиных. Те с удовольствием общались с людьми, а вот Юлька держалась независимо, раскачиваясь из стороны в сторону, ходила по вольеру.
Рядом с вольером установили клетки с рыжей лисой, белками, большой хищной птицей, кажется, орланом. Пожалуй, это был самый посещаемый уголок в парке. Животные в клетке помимо интереса вызывали и жалость. Медведям в вольере было тесно. Лиса смотрела тоскливым взглядом и пряталась. Орлан и клетка были несовместимы.
***
В то время, где сейчас находятся колесо обозрения и прочие аттракционы, зеленело бугристое поле. После дождей здесь под ногами чавкала вода.
Это поле выровняли, засыпали песком, уплотнили и соорудили стадион, который зимой действовал как каток. Рядом помещение, в котором выдавали напрокат коньки с ботинками и можно было посидеть, обогреться. Народ на катке скользил под музыку, которая неслась из громкоговорителей. Зимой тут было много катающихся. Из громкоговорителей разносилась музыка, песни. Звучал голос певца Трошина:
«Это вам романтики,
Это вам влюбленные,
Песня посвящается моя!»
Работал и нижний каток, там где сейчас городской стадион.
***
Помимо интереса ко всему, что находилось в парке, нас еще притягивал летний открытый павильон, где продавалось мороженое. Находился он на том месте, где сейчас часовня Георгия Победоносца. Деньги на мороженое у нас не всегда были, но когда такие заводились – мы гурьбой шли в павильон, садились за широкий стол, над нами с голубого неба светило солнце, к нам подходила официантка и мы заказывали мороженое. Его подавали в специальных мороженицах.
Там же предлагали на розлив пиво магаданского пивзавода. На пиво приходил разный народ. Закажет бокал гражданин, сдует с него пену на траву за перегородкой павильона, выпьет и пошел далее по своим делам. Днем народу в будний день было мало. Но там днем иногда собирались урки. Если поблизости не было милиции, то поведение этих уголовников было отвратительно. Держались они угрожающе для посетителей. При появлении милиции стихали.
***
В то время в городе стали торговать газированной водой с сиропом и без сиропа. Торговля шла в основном в парке. За небольшой установкой стояла в матерчатой кухонной куртке белого цвета работница общепита. На голове белый колпак, скорее похожий на берет. Установка синего цвета, чуть выше пояса. Сверху на установке две продолговатые вместительные колбы, каждая на литр. В колбах сироп, к примеру, малиновый. На колбах деление для одной порции. Стакан газированной воды без сиропа стоил одну копейку. С сиропом – 3 копейки. Продавщица, наливая в стакан сироп, смотрела, чтобы его порция строго соответствовала одному делению на колбе. Мы просили двойной¸ тройной и даже четверной сироп.
***
В парке¸ ближе к тому месту, где сейчас находится телецентр, прочно стояла высоченная парашютная вышка, полностью сработанная из бревен. В то время с нее уже не прыгали. Бревна от ненастья и времени приобрели темно-серый цвет. Для того чтобы никто на нее не забирался, лестницу, ведущую от земли к первому ярусу, спилили. Чтобы попасть на первый ярус, надо было лезть по бревнам. Это было небезопасно и сложно. Но лазили и забирались на самый верх. При планировке верхнего футбольного поля вышку снесли.
О. МИХАЙЛОВ |
