|
 |
|
| |
|
Магадану 75 лет. Страницам его становления посвящены многие публикации... Обратимся к истории города глазами детей и подростков конца сороковых и начала пятидесятых годов прошлого века. Своими воспоминаниями делится с читателями коренной магаданец, редактор отдела «ВМ» Олег Михайлов.
ОДНОЭТАЖНЫЙ ГОРОД
Магадан конца сороковых и начала пятидесятых годов ХХ века в основном деревянный. Дома – двухэтажные, одноэтажные. Каменные, то есть кирпичные дома стояли на коротком отрезке проспекта Карла Маркса (носившего в то время название улицы Сталина) и по проспекту Ленина.
Нагаево – сплошь деревянный район. Когда-то там находились и бараки заключенных. Кинотеатр «Моряк» (который прежде там располагался, а затем был снесен) прежде являлся столовой для заключенных.
Здесь же, в Нагаево, находились и авиаремонтные мастерские. На воды Нагаевской бухты, ближе к берегу, приводнялись гидросамолеты, покачивались на водах. На валунах, выходящих при отливе из воды, часто сидели красноклювые топорки. Их было много, стаями они носились низко над волнами. Нагаево – это частные дома, с огородами, отделенные друг от друга дощатыми заборами.
Частный сектор позволял человеку самому заботиться о своем пропитании. На огородах выращивали в основном картофель, морковь и редис. Здесь же в сараях держали свиней, кур и даже коров. Продажа свиного мяса, яиц, ряженки на городском рынке приносила доход. Как говорится, на Бога и государство надейся – а сам не плошай. Во дворах для детей ставили простые качели – два столба, сверху перекладина, на свисающих с нее веревках дощечка или, для маленького ребенка, оцинкованная жестяная ванночка с соломой или травой, чтоб мягко было. Ближе к морю, там, где сейчас проходит Приморская улица, парили две бревенчатые, внушительных размеров градирни.
Зимой и в прохладное время года из дымовых труб, что выходили из крыш домов частного сектора, шел дым. Город курился.
***
Районы Магадана в то время имели свои котельные. Работали они на угле. В городе в самых ее центральных местах между домами росла трава, ромашка пахучая, которую мы между играми срывали и жевали, то там, то здесь зеленели лиственницы. Частные бревенчатые дома со своим огородно-куриным хозяйством стояли прямо в центре города и у нас на Школьной, и улице Дзержинского, и там, где сегодня находятся гаражи, рядом с одноэтажным зданием Водоканала, в котором прежде находился детсад.
В завалинке были вентиляционные отверстия. Через них под дом забирались коты и кошки, заскакивали они туда, спасаясь от собак.
В одноэтажных бараках люди под полом выкапывали глубокие ямы, обносили их досками, а сверху делали люк. В таких ямах-погребах хранили продукты, холодильников тогда не было.
Вдоль улиц и во дворовых территориях были врыты высокие деревянные столбы-опоры для электрических и радиопроводов. На этих столбах вывешивались обыкновенные электролампы под жестяными плафонами. Во время сильного ветра плафоны раскачивались, ударялись о столбы, издавали характерные звуки. Лампы слабо разгоняли осенний и зимний мрак, в проводах гудел ветер, где-то хлопали незакрытые форточки и слышались звуки разбивающегося стекла.
В центре города на улице Карла Маркса (Сталина), не доходя до ул. Советской находилась городская теплоцентраль. Четыре ее трубы зимой без устали коптили над городом небо. Уголь полностью не сгорал и мелкие оплавленные его частицы вместе с дымом выносились через трубы, чернили снег, попадали в глаза горожан. Приходилось приподнимать, загибать веко для того, чтобы платком удалить крупицу из глаза.
Электричество для города вырабатывала дизельная электростанция. Находилась она там, где сейчас располагаются технические помещения и гаражи Магаданэнерго. Дизеля тарахтели, и эти звуки далеко разносились по городу. Особенно были слышны ночью. Временами от их небольшого, но могучего хора по весне, когда и окна скидывали с себя ледяные шубы, подрагивали стекла. Утром домашнее радио, бодрым голосом диктора, предлагало открыть форточку, проветрить помещение, побегать на месте, а затем, расставив ноги на ширину плеч, приступить к утренней зарядке, а после нее – к водным процедурам.
Зимой хозяйки, проживающие на вторых этажах, по утрам подходили к замороженным окнам, смотрели – проверяли, как там за форточкой вывешенная наружу за окно авоська с рыбой, фаршем, мясом – цела ли. Холодильников в то время отечественная промышленность для населения практически не выпускала, вот и приходилось рассчитывать на мороз. А проверка – цела ли авоська с продуктами, вызывалась тем, что лихой народ срезал эти авоськи и похищал продукты.
(Окончание на стр. 37).
(Окончание, нач. на стр. 5).
На первом этаже сделать это пара пустяков. На втором – дело техники, шест с опасной бритвой – и все дела. Но тут не всякий дотянется. Но бывало, что и доставали. Время то послевоенное, жил народ еще по карточкам на продукты. Хлеб купить доверяли детям, а вот все остальное взрослые брали на себя.
***
Утро. Вскоре, возвещая о начале рабочего дня, над городом зависал гудок магаданского механического завода. В то время завод имел название АРЗ, что значит – авторемонтный завод. Низкий, мощный и продолжительный голос гудка проходил сквозь зимнюю темень до самых окраин Магадана, и едва слышно звучал в комнатах, заглушаемый звуками радио и домашних дел. Народ из своих комнат устремлялся на улицы. Тусклые фонари на бревенчатых столбах освещали заснеженные дворы, тропинки, улицы. В домах зажигались и тухли окна. Мгла медленно уходила и улицы пустели. Город работал.
НАШ ДВОР
Наш двор находился на Школьном переулке, на том месте, где сейчас расположился рынок Ириян. Место было такое удобное, что у нас собирались ребята из соседних домов и все мы дружили. Дома двухэтажные, квартирные и комнатные. Комнатная двухэтажка – это длинный коридор метров на пятьдесят, может, чуть более. По обе стороны которого двери – за ними комнатенки с одним окном. Есть на каждом этаже и кухня с большой кирпичной печью и двумя окнами. И туалетные – две комнатки с умывальниками.
Между такими домами и была та территория, на которой собиралась наша детвора. Играли в футбол, лапту, в чижика, казаки-разбойники, прятки, классики, в войну, испорченный телефон. Играя в казаки-разбойники, нам ничего не стоило добежать до остановки Стрелка (Нагаево) и обратно. (Повзрослев – эти «тренировки» нам здорово помогли в спорте). Двор был наполнен детьми, особенно летом. Зимой строили крепость и горку. Территория выглядела обособленной, удобной для детских подвижных игр. Автомобилей в то время в городе было очень мало. В нашем дворе мы их видели очень редко.
Народ в домах – разнородных профессий, различного возраста, как правило, семейные. Через Школьный переулок от нашего двора заключенные за полгода построили двухэтажный бревенчатый дом, где поселились в основном семьи военных. Мы так и называли этот дом – «военным». Верно и то, что вскоре там уже проживало много семей, не относящихся к военным. Детвора из этого дома также спешила к нам во двор. Дети тянутся к детям.
***
В наш двор приходили играть ребята из соседних домов, составляли с нами единое целое. Толик Грицай, Гена Русаков, Борис Панов. Володя Канарский, Валера Пономарев, Толик Девяток, Валера Никитин, Леша, чью фамилию не помню.
Во время игры в футбол Леша отлично стоял на воротах, цепкий, быстрый, с отличной реакцией. Когда мы делились на две команды, каждая хотела, чтобы он играл за нее. Братья Валерий и Юрий Пуховы, братья Александр и Владимир Ивановы, Эрик (фамилию не знал), Алик Крылов, Валера Ханенко, три брата Александр, Вадим и Евгений Абельмас.
Это была наша возрастная группа, где Юра Пухов ходил еще в старшую группу детсада, а ребята постарше учились в 1-3 классах. Другая возрастная группа, старше нас – Володя Верясов, Юра Минулин и другие ребята. Так или иначе, но мы с ними контактировали. Юра Минулин старше меня был на три или четыре горда. Он хорошо рисовал, участвовал в выставках творчества учащихся в школе, занимался фотоделом. Его мама работала в городской радиостудии, что в то время находилась в областном драммузтеатре им. А.М. Горького в подвальном помещении. Комнатка, в которой Юра проживал с мамой, была крохотной, но и в ней у Юрия стоял фотоувеличитель в уголочке, четыре ванночки для обработки в проявителе, воде и фиксаже, фотобумага. Он показал мне, как надо заниматься фотоделом. Юрий был весьма рассудителен, сдержан, начитан и никогда не ругался.
«МОЖАЙСКИЙ»
Как-то летом в нашем дворе появился новый мальчик лет восьми-девяти. Стоит в стороне, тихий, спокойный, одет аккуратно, смотрит на нас, мы на него. Мы спросили, как звать его.
– Боря, – ответил он робко.
Постоял он и тут же ушел.
На следующий день во двор вышел вместе с отцом. Это был высокий, дородный и степенный мужчина с вдумчивым, но энергичным лицом. Одет он был в темного цвета драповое пальто, на голове шляпа, на ногах калоши поверх ботинок.
Он подошел к нам вместе с Борисом, поздоровался, спросил как наши имена, в какие классы в школе мы перешли, сказал, что вот приехали в Магадан, что Боря его сынишка и чтобы мы жили и играли дружно, поинтересовался, во что мы играем. А еще через несколько дней он также в полдень вышел во двор, подошел к нам и спросил: «Кто хочет в воскресенье покататься по морю на большом пароходе?»
Все, сколько нас было, с радостью закричали: «Хотим!»
– Тогда предупредите своих родителей. Кто хочет – пусть берет с собой покушать. И в 10 утра, чтобы собрались во дворе. Поедем в морской порт на автобусе.
Набралось нас человек десять или одиннадцать. Воскресенье оказалось Днем Военно-Морского Флота. К назначенному времени мы собрались во дворе. Отец Бориса вышел к нам, и мы всей гурьбой двинулись к Школьному переулку. Там нас ждал небольшой автобус, и мы отправились в морской порт. Приехали на причал. В то время вход и въезд на территорию порта был совершенно свободен.
И вот мы, мальчишки, выходим из автобуса. Перед нами громадный корпус морского пассажирского судна. На борту у носа крупными буквами написано «Можайский». Уже потом, будучи взрослым, узнал, что судно это в качестве репарации получено СССР из Германии, где оно до окончания войны 1941-1945 годов называлось «Герман Геринг».
На причале полно народа. В честь Дня Военно-Морского Флота СССР, на судне, бывшем Геринге (министре авиации фашистской Германии), запланирована прогулка с пассажирами-северянами по акватории Нагаевской бухты с выходом к островам Спафарьева и Завьялова.
Отец Бориса достает из кармана билеты на судно, предъявляет их контролеру, и мы всей дворовой компанией поднимаемся по трапу на борт. Он говорит нам, чтобы на корабле держались все вместе, по прибытии обратно в порт собирались на берегу рядом с трапом и без него ни шагу.
И вот «Можайский» отходит от причала. Мы в море. Туманно. Вдали сопки. Мы разбились на группы, ходим по кораблю, рассматриваем его. Через некоторое время отец Бориса находит нашу компанию, собираемся все вместе, и он ведет нас внутрь корабля, спускаемся куда-то вниз по трапам. Перед нами просторный холл. За ними как ворота высокая, широкая, красивая массивная дверь темно-коричневого цвета.
Створы двери раздвигаются, за этими дверьми-воротами большой зал с высоким потолком и люстрами внушительных размеров, освещающими уставленные едой столики, за которыми в табачном дыму за разговорами трапезничают пассажиры. Мы останавливаемся у входа. На короткое время отец Бориса оставляет нас, а потом приходит с широким подносом в руках, на котором в специальных стеклянных мороженицах мороженое. Каждому по порции. Тут же на подносе и чайные ложечки. Мы съедаем мороженое, причем лопаем от души. Мороженицы ставим на поднос, что рядом с нами на какой-то тумбе. Поев и сказав спасибо, мы опять высыпаем на палубу. Но в этот корабельный зал мы еще возвращались, где угощались лимонадом. Вернулись домой также на автобусе, полные впечатления.
***
Семья Бориса проживала в нашем дворе года полтора. Потом они куда-то уехали. Запомнился отец Бориса и тем, как он однажды «воспитывал» хулигана. Тот, проходя по нашему двору, видно будучи подвыпившим, приставал к какой-то женщине и нецензурно выражался. Отец Бориса сделал ему замечание, а тот, матюкаясь, бросился на него с кулаками. Отец Бориса отступил на два шага, снял с ботинка калошу, а затем, шагнув вперед, крепко схватил левой рукой за грудки этого типа (чего тот не ожидал) и стал мутузить его калошей по физиономии.
Хулиган пытался вырваться, трепыхался, мотал головой, подставляя под удары калоши руки, но все было тщетно. Отец Бориса, охаживая его калошей, приговаривал:
– Я тебе поматерюсь при детях!
Мы молча наблюдали за происходившим. Когда поучение великовозрастной шпаны закончилось, и левая рука воспитателя разжалась – хулиган с разбитым носом бросился наутек. Больше мы его в нашем дворе не видели.
***
Вообще в нашем дворе никто из ребят не употреблял нецензурных слов. Но раз кто-то из мальчишек промолвил такое словечко. Проходивший мимо проживающий в нашем дворе взрослый, если не ошибаюсь по фамилии Трикулин, всегда аккуратно одетый, с рыжеватыми волосами на голове, услышав это слово, резко остановился, повернулся к нам, гневно уставился на нас и как затопает на месте ногами, как закричит:
– Чтобы я больше не слышал таких слов! Как вам не стыдно! Вы, школьники! Сквернословие позорит человека!
Этот гнев, вид человека, протестующего против грязи на языке, крепко засел в памяти, навсегда, как прививка.
ЗАПРУДЫ
Одно из любимых занятий магаданских мальчишек в далекое время было купание в запрудах. Запруда небольшое, глубиной (как говорили в то время) по грудь или по горло искусственное озерцо. Находились три такие запруды на левом берегу речки Магаданки, примерно где теперь дом мебели.
В то время там и строений никаких не было. Бежала чистая река. Берега – густо поросшие травой. Соорудили эти запруды-озерца взрослые, и не для детворы, а для себя. Для весенней и осенней охоты на уток и гусей.
В те далекие годы треугольники птиц часто и очень низко пролетали над городом. А тут озерца есть. В ненастье или в хорошую погоду садись птица, дай отдых уставшим крыльям. А охотники тут как тут. Вот эти озерца-запруды, соединенные узенькой горловиной с речкой. Весна заканчивалась, птицы улетали на гнездовье, наступало лето. Вот мальчишки и приспособили эти запруды для купания.
Мы собирались двором, человек семь-восемь от 7 до 11 лет. Перед этим обязательно находили где-нибудь в городе отслужившую свой срок покрышку автомобильного колеса (этих покрышек по кюветам вдоль дорог то там, то здесь хватало). Катили покрышку по очереди через город. Подходили к запруде, но прежде чем купаться, зажигали покрышку на берегу так, чтобы дым шел от запруды в сторону. Покрышка горит, от нее идет жар, после купания можно погреться, вода-то холодная. Одежду бросаем на траву, подальше от огня, от искр, лезем в воду. Накупались, нанырялись, выскочили на берег и к костру из покрышек. Дрожишь, как цуцик. От огня идет жар. Отогрелись и снова в воду. Тут у запруды ребята из разных районов города. У каждой группы свои покрышки. Тех мальчишек, что боялись лезть в воду и не умели плавать, ребята постарше брали за руки, за ноги и под смех раскачивали и бросали в воду. Хочешь – не хочешь, а держаться на воде научишься, а там и плавать начнешь.
Полтора часа на запруде и айда домой.
Осенью здесь никого нет. Осень – сезон охоты. Запруда – приманка в городе. Косяки птиц, особенно в туман, низко пролетают над бухтой Нагаево, над ее одноэтажными бараками, где живут рабочие порта, ближайших продовольственных и механизированных баз. Бывало, косяк летит так низко, что кто-то из проживающих в бараке хватает со стены ружье, выскакивает на крыльцо и палит по уткам. Вот тебе и обед или ужин.
Ружья, патроны, порох в то время продавали в хозмагах, как валенки, мыло, керогазы. Плати и забирай свою покупку. Никаких тебе регистраций.
***
Особым местом у охотников считался крутой склон сопки в районе Каменного карьера, где стоят еще деревянные домишки. В то время там их не было. Охотники располагались за валунами, ярусами, одни низко, ближе к дороге, что идет из морского порта, другие повыше, третьи еще выше.
Утки, гуси могли лететь мимо сопки вровень с одной из линий охотников – горизонтально. Могли пролетать выше или ниже. Как только появлялся косяк, начиналась пальба. У кого порох дымный – там голубоватое облачко, порох бездымный – так едва заметное, тепловое облачко. Потом охотники рядили-гадали, кто подбил птицу
***
Город рос, треугольники птиц уже облетали город стороной, либо шли так высоко, что никаким ружьем их не достать. Охотники стали подниматься выше в сопки, удаляясь от города.
К востоку от Магадана на вершине одной из них, откуда открывается вид на бухты Нагаева и Гертнера, одно время и прижились охотники. Это лишь одно из их мест.
Когда-то тут в период Великой Отечественной войны находилось оборонительное сооружение. Снаружи и изнутри оно было укреплено бревнами. Со временем укрепления разрушились. Но место для охоты удобное, есть где укрыться от ветра, дождя.
Встречаются недалеко от города в сопках и другие места для охоты. Стоят заброшенные шалаши, рядом в траве полуистлевшие картонные гильзы. Редко – металлические. Сейчас птицы уходят все дальше от людей, все выше.
Олег МИХАЙЛОВ. |
