|
 |
|
| |
|
«…Музыка прежде всего должна быть любима; должна идти от сердца и быть обращена к сердцу. Иначе, музыку надо лишить надежды быть вечным и нетленным искусством». Так говорил один из величайших композиторов и исполнителей Сергей Рахманинов.
Обратим внимание на такие слова композитора: «музыка прежде всего должна быть любима». Вот эта любовь к музыке никогда не покидала Ольгу Ивановну Ларионову, преподавателя музыки средней общеобразовательной школы № 29.
КОРНИ УХОДЯТ В ЗАПОРОЖСКУЮ СЕЧЬ
Идет урок. Тема: музыкальная драматургия. Звучит музыка Михаила Клеофаса Огинского, полонез «Прощанье с родиной», одна из лучших мелодий, что звучат на земле.
Ольга Ивановна рассказывает об авторе полонеза, о том, что Огинский польский дворянин, участвовал в восстании польского народа, что вспыхнуло в 1794 году против аннексии 1770 года польской территории Пруссией, Австрией и Россией.
Руководил восстанием Тадеуш Костюшко. Восстание было подавлено, его предводители оказались в изгнании, среди них и Огинский.
На школьной доске указаны годы жизни автора полонеза: 1765-1833.
Звучит вопрос, касающийся сонатной формы. Следует развитие и рассмотрение этой темы.
Учитель спрашивает ребят:
– Что такое кода?
Слышен ответ: «Кода – это заключение, дополняющее завершение музыкальной формы».
Тема урока развивается и следует очередной вопрос о трехчастной форме, на доске ее обозначение АВА. Учащиеся отвечают, что первая и третья часть совпадают, а средняя имеет отличие, что кода звучит в конце третьей части как эпилог.
Затем учитель рассказал ребятам о барде Олеге Митяеве. На экране монитора певец с гитарой, звучит его голос.
Спрашивает учеников, что означает слово бард. Раздается ответ – это музыкант непрофессионал.
Звучит песня Митяева «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Ребята поют всем классом. Потом идет беседа.
На стене прямо перед учениками портреты величайших композиторов мира. Сбоку стенды, на которых репродукции, рассказывающие о творчестве композиторов Петра Ильича Чайковского и Александра Сергеевича Даргомыжского. В классе чисто, аккуратно, чувствуется заботливая рука.
Преподает Ольга Ивановна более сорока пяти лет. Родом с Кубани, из Краснодара. Отец ее, Иван Иванович Козенко и мать Екатерина Ивановна Беляева (после замужества Козенко), казацкого рода. Корни его уходят в Запорожскую Сечь.
Известно, что запорожские казаки не всегда шли в фарватере царского двора. Как только это случалось, то тут же из Петербурга следовали распоряжения, меняющие жизнь казачества.
Казаки уходили и на турецкую территорию за Дунай, и в Крым. Образовались: Сечь Новая, Алешковская Сечь.
В 1787 году из числа запорожских поселений в районе Южного Буга было образовано Черноморское Казачье войско, переселенное в 1792-93 годах на Кубань. Так Кубань стала Казачьей землей. Вырос город Екатеринодар, впоследствии переименованный в Краснодар.
Здесь на благодатной земле потомки запорожцев занимались сельским хозяйством, строились, уходили в города, пережили гражданскую.
Когда началась Великая Отечественная война, Оле было два года, старшей сестре Тамаре двенадцать, брату Виктору семь. Семья Козенко проживала в Краснодаре в своем доме на улице Леваневского. Во время бомбежки маленькая Оля забиралась под кровать.
В ОККУПАЦИИ
Иван Иванович Козенко до войны работал на шорно-седельной фабрике бухгалтером, был человеком начитанным. С началом войны в Красную Армию по причине серьезной инвалидности призван не был. (В результате болезни не сгибалась одна нога, была деформирована).
Немцы подступили к Краснодару. Чтобы врагу не достались продовольственные склады, их поспешно сжигали. Фашисты оккупировали город. В доме Козенко расквартировались немецкие офицеры. Семье было велено перебраться в маленькую комнатушку.
Во время оккупации есть было нечего, а детей кормить надо. Как многие женщины Краснодара в это время, Екатерина Ивановна шла на склады, что уцелели и те, что не догорели. Находила там перемешанную с землей муку, несла ее домой и готовила еду.
В одном из складов было повидло, что растеклось по деревянному настилу первого и второго яруса так, что вся лестница на второй ярус была скользкая от повидла. Женщины соскребали повидло с досок в чугунки, банки и несли домой.
Так, то в одном, то в другом месте находили пропитание. Семье помогал и один немецкий офицер из тех, что квартировался в доме Козенко. Видя голодных детей, он, скрывая от своих сослуживцев, входил в комнату, где ютились Козенки, и клал на стол хлеб и консервы.
– А так, наверное, и померли бы от голода, – рассказывает Ольга Ивановна.
В 1943 году немцы бежали из Краснодара, предварительно минируя его…
НА КАМЧАТКУ
По окончании войны Иван Иванович по объявлении в газете узнал, что на Камчатке требуются специалисты его профиля. Написал письмо, получил приглашение и с сыном в 1946 году выехал на Камчатку, в село Слаутное Пенжинского района. Район этот находится на стыке границ Чукотки с Камчаткой.
Ольга Ивановна говорит: «Ехали по папиным письмам. Добирались полгода».
Иван Иванович обустроился в Слаутном, и как только решил, что тут можно жить всей семьей, сообщил об этом своим. Получив письмо, Екатерина Ивановна с дочерьми отправилась на Камчатку.
Из Краснодара до Владивостока ехали поездом. Затем из Владивостока через Охотское море на судне к северо-западной части Камчатки.
Судно прошло залив Шелихова, мимо полуострова Тайгонос и вошло в Пенжинскую губу к реке Пенжина. Место это весьма опасное из-за сильных приливов и отливов. Коряки называют реку Пенжину «штормовой рекой».
Так добрались до села Каменское, что расположено на западной части Камчатки на берегу реки Пенжины.
К селу Слаутному надо было плыть по реке Пенжине на лодке несколько сот километров против течения.
Время позднеосеннее, по воде пошла шуга, лодка весельная. Лодочных моторов у населения в послевоенное время не было. На веслах – местные жители – коряки. Для них плавание по реке дело обыденное. Редко шли на веслах, зачастую приходилось лодку тащить на себе бечевой, как бурлаки. На ночь останавливались на берегу, собирали плавни, жгли костер, прогревали на нем гальку. Забравшись в кукули, что имелись на всех у коряков, ложились на прогретую гальку спать. А утром снова в дорогу, и так более недели.
ЗА ДРОВАМИ
В корякском селе Слаутное стояло несколько деревянных домов и юрты. Была начальная школа. В домах печное отопление.
До приезда семьи Козенко в селе проживала еще одна русская семья – Мизины. (Забегая вперед, скажем, что семья Мизиных воспитала восьмерых парней. Семья Козенко – четырех девушек и четырех парней).
Для русской семьи Козенко все здесь было ново. Условия жизни хоть и суровые, но было ощущение простора, первозданности, ощущение воли.
Чтобы натопить печь, нужны дрова. Для этого летом на реках плывущие плавни цепляли баграми, вытаскивали на берег, пилили, несли домой. Ходили в лес за хворостом.
Питались завозными сухой картошкой, сухими луком и морковью. Обзавелись Козенко и своим огородом, где выращивали картофель. Ходили в лес за ягодой.
Дети, какой бы национальности они ни были, быстро сдруживаются между собой. Так и Оля вошла в круг слаутинской детворы, состоящей в основном из коряков, подружилась с Лидой Нотатвагал, легко усваивая корякский язык, впитывала в себя быт и нравы коряков.
Семья Козенко жила в деревянном доме, заимела свою собачью упряжку, нарты. Ездовые собаки особенные, прежде чем ходить в упряжке, их этому надо обучить. Местный житель старик Оче подарил семье Козенко ездовую уже немолодую собаку по кличке Улик, а уж она и натаскивала остальных неездовых собак, своим примером обучала их.
Кормили собак, вернее, подкармливали, среди прочего и нерпичьим жиром.
В девять лет Оля уже самостоятельно, одна зимой ездила на собачьей упряжке в лес за дровами.
В нартах топор. Едет, командует упряжкой: «Поть! Поть!» Что значит налево. И «Кр! Кр!» – направо. Отъедет от села за три, четыре километра и командует: «Та! Та!»
Это значит – остановись. И тормозит остолом, специальной длинной палкой. Стоит упряжка, а Оля, проваливаясь по пояс в снег, с топором идет к деревьям. На дрова шли: сушняк, береза. А дома уже пилит дрова.
За дровами приходилось ездить в любую погоду, и в сильный мороз, и в пургу. Если собаки завидят зайца или куропаток, несутся так, что только держись. Любила быстро ездить так, что ветер в ушах свистит.
Был случай – пуржило, собаки не хотят ехать, но все же пошли. Приехала Оля в лес за три километра от поселка, вбила в снег остол, закрепила нарты и пошла по снегу в лес за дровами. Через некоторое время вернулась с вязанкой дров – нарты на месте, а собак нет. Перегрызли потяг и убежали. Привязала Оля к нартам веревку и потащила по снегу нарты домой. Идти боязно – а вдруг появятся волки. Три километра пути, только что и слышно свое дыхание и дыхание полутундры. Пришла домой вся мокрая, уставшая. Собаки клубком лежат, глаза прячут, понимают, что виноваты. Досталось им, но не сильно, за то, что человека оставили в лесу. Коряки же за такие проступки наказывают собак сурово – режут им уши.
Ольга Ивановна рассказывает: «Коряки хворост носили особым способом – делали две вязанки, соединенные арканом – кожаным ремнем. Ремень, соединяющий их, особым способом, крепился на голове. Вязанки уже упасть с головы не могли, руки у носильщика оставались свободны». И девочка Оля точно так же носила хворост.
Возила Оля дрова и для одной бабушки по имени Ильут. Росла подвижной, приветливой, в любом доме или юрте ее встречали с улыбкой. Бегала на коротких, вроде лыж, снегоступах. Сделаны они особым способом, в снег не проваливаются. Коряки издревле ходят на них.
– Было тогда мне десять лет, – вспоминает Ольга Ивановна. – Поздняя осень, речка Слаутинка покрылась льдом и мы с девчонками пошли через нее в лес за хворостом. Переходили в знакомом месте. Набрала я хворост, а возвращалась через речку в другом месте. Девчонки без дров бегут по льду. А я с дровами. Лед под ногами у меня трещит, вдруг – раз – и я в воде по горлышко. Ворочаю головой туда-сюда, выбралась из воды вместе с хворостом. Потом его оставила, одежду сняла, растерлась и домой. Дома мне попало, но не заболела после Слаутинки .
НА КАЮКЕ
Странным казалось, что лица коряков имели татуировку, – по носу от переносицы вниз две полосы, три полоски на подбородке. «Как в Африке», – говорит Ольга Ивановна. Но к этому, как и всему новому вокруг быстро привыкли.
Коряки собирали березовый гриб чагу (нарост на стволе березы) и варили ее в металлической банке. Варили до тех пор, пока она не превращалась в очень густое месиво. Потом сыпали в месиво махорку или табак, перемешивали все это и когда содержимое в банке остывало, брали его из банки кусочками, жевали, держали за щекой или губой. Называли этот «продукт» – вялуб.
Зубы чистили смолой, что образовывалась на стволе лиственниц.
Собирали и сушили грибы мухоморы.
Весной выходили в тундру за травой кислицей, варили вместе с ней мясо, получалось блюдо, напоминающее борщ.
Заготовка ягод на зиму лежала на Оле. В лес одной идти боязно – волки, медведи. Волки нападали на стада оленей.
По ягоды брала Оля с собой собак. Перевяжет себя кожаным поясом, а к нему зацепит крепко-накрепко потяг. А на потяге четыре собаки. И вот такая компания идет в лес. Идет Оля, громко поет. Голос далеко впереди ее и по бокам, и за спиной. Поет для того, чтобы зверь не напал. Ведь хищный зверь часто нападает на человека из-за того, что встречает его неожиданно, нос к носу. А тут, услышав голос, непривычный звук, отойдет, на всякий случай. Так устроен дикий зверь. Придет Оля в лес, собак на привязь, а сама голубику собирает. Наберет ведро. Собак на потяге прикрепит к своему поясу и айда домой. Уж тут собаки тащат так, что успевай ноги переставлять.
Семь, восемь ведер ягоды к зиме собирает.
По рекам Слаутинке и Пенжине коряки плавали на каяках. Здесь они называли это плавсредство каюк. Делали лодочки коряки сами.
Брат Ольги Ивановны Виктор тоже сработал себе каюк. Инструментами служили: топор, долото, рубанок, пила и … кипяток.
Для каюка взял ствол тополя. Выдолбил в нем посередине место для сидения. Затем залил выдолбленное пространство кипятком. Делается это для того, чтобы дерево было податливым. Затем при помощи поставленных распорок расширил выдолбленное пространство для сидения. Причем распорки стояли несколько дней. Выстругал нос каюка, корму, двустороннее весло. Так и ходил по рекам Слаутинке и Пенжине вместе с коряками. Свободно ходила на этом каюке и сестра Ольга.
Однажды подруга Оли Лида по¬просила, чтобы ее Оля перевезла на каюке на другую сторону Пенжины. Там находились ее знакомые, держащие путь в самый крайний поселок по реке Пенжина Аянка. Уж очень хотелось ей пообщаться с молодыми земляками.
Встала Лида за спиной Оли в каюке, а как равновесие держать на течении? Не получается, туда-сюда ходит каюк. Отошли от берега чуть-чуть, Лида и свалилась в воду. Выбралась, стала сушить одежду.
Река Пенжина опасная, с порогами и водоворотами. Особенно опасное место слияние рек, там где Слаутинка впадала в Пенжину. Здесь был такой водоворот, что выбраться из него было невозможно. Коряки плавать не умели, тонули. В этом водовороте погиб и дедушка Оче.
Ольга Ивановна рассказывает:
– В стороне от поселка, далеко расположились приехавшие на лошадях дальстроевцы. Уговорила нас Лида через тундру пойти туда. Было мне в ту пору 11 или 12 лет. Идем, а тундра вся в кочках, да не маленькие, а большие. Я прыгаю с кочки на кочку, а коряки идут, обхватывая эти кочки ногами. Я устала, идти не могу, а им хоть бы что, никто из них не пыхтит. Не дошли мы до дальстроевцев, вернулись в свое Слаутное.
Был в Слаутном и свой клуб. Там проводились различные мероприятия: праздник Оленя, торжественные даты отмечали, показывали кино.
– Привезут кино, так мы один и тот же фильм по десять, двадцать раз смотрели. Взрослые на скамеечках, мы, дети, на полу. Вместо экрана простыня, за спиной тарахтит кинопередвижка, – рассказывает Ольга Ивановна. – Однажды смотрим фильм о войне. На экране сначала появилось белое пятно, потом что-то непонятное, запахло горелым. Все решили, что пожар и бросились к выходу. Началась паника. Это загорелась кинопленка в киноаппарате. Я выскочила из клуба в одном валенке. У мамы на пальто оторвали пуговицы (в то время кинолента была горючей и вспыхивала как порох). Но все обошлось благополучно.
ШКОЛА
Школа в Слаутном небольшая и учеников мало. В одной комнате ученики и первого, и второго классов. Со следующего учебного года второклассник уже становился третьеклассником. Появляются новые первоклассники и все также находятся в этой же комнате. Учеников в первом классе два человека, во втором так же, и в третьем не больше. Учебников и тетрадей не было – писали на полях старых газет.
Директор очень строгий, мягко говоря, даже за шепот на уроке ставил детей в угол на горох или соль.
В юртах коряки жгли костры, дым разъедал глаза, что вызывало болезнь трахому и слепоту. В домах, что в поселке усиленно возводил Дальстрой, уже стояли печи. Болезнь исчезала.
Появились пятые, шестые, седьмые классы. Приехали молодые учителя. Математик Юрий Павлович Полянский, преподаватель русского языка Алексей Иванович Недобежкин, учитель истории Василий Иванович Фоминов. Появились учебники, тетради.
Когда построили больницу – прибыл фельдшер Щемилин. До его приезда медицинских работников в Слаутном не было. Приезжающие на работу на Камчатку дальстроевцы часто вступали в браки с местными женщинами.
Коряки-пастухи кочевали со стадами оленей до Пареня Северо-Эвенского района. В ноябре возвращались, каждой семье выделяли по десять оленей. Мясо оленей шло на питание. Зимой его хранили на холоде, а по весне резали на мелкие кусочки и сушили, и так хранили до осени. Мясо коряки ели недоваренным. Кости мелко дробили, затем их вываривали. Вываренный из костей жир мешали с мясом и ели. Кровь оленью пили.
Готовили коряки и рыбу. В июле ловили ее, клали в специально вырытые в земле ямы, устланные ветвями, заваливали ветвями. На месте этой ямы ставили метки. В яме рыба неделю или больше кисла, а затем шла на питание.
– Весной Пенжина разливается, выходит из берегов, раз смотрим – банька, что на берегу стояла, плывет. А вода в Пенжинке голубая. В Слаутинке вода рыжая, коричневая.
О своем детстве на Камчатке Ольга Ивановна вспоминает с огромным душевным теплом, говорит:
– Если бы не жила на Камчатке, то может, была бы другим человеком. Там жизнь учила нравственности. Жили среди коряков, они – душа нараспашку, отзывчивые люди, честный народ.
По окончании семи классов в Слаутном Оля поехала учиться в Каменское, в школу-интернат.
– В Каменском русские люди, а я уже стала местная. Там, в Каменском, я была не в своей стихии. Уговорила папу, чтобы меня забрали из интерната, – рассказывает Ольга Ивановна. – Уезжали уже на моторной лодке. В пути сломался мотор. Еды у нас с собой не было. Решили лодку тянуть бечевой. Мне говорят «ты молодая – тебе лодку тянуть. Папа не может, у него нога не сгибается. Я тяну бечеву. Сентябрь, вода ледяная. В пути повстречались люди, помогли мотор починить. Поели. Там положено в пути всем вместе есть, угощают самым лучшим. Доехали до Слаутного. В поселке я работала до 20 лет счетоводом. Но счеты у меня вызывали отторжение.
Я БЛАГОДАРНА ГРИГУ
В пятьдесят втором или третьем году в Слаутном стало вещать магаданское радио. Тем, что меня захватила музыка, что в ней живу, я благодарна Григу. Это он пригласил меня в Магадан. Если бы не он, может оказалась бы в Петропавловске, – говорит Ольга Ивановна. – Каждое утро просыпаясь в Слаутном, я слышала по магаданскому радио музыку Грига. С нее начинался день.
Часто передавали классическую музыку. Мама любила ее слушать. Радио завораживало.
У брата была гармонь. Я брала ее, научилась сама подбирать аккорды. В двадцать лет сказала родителям: «Собакам крутить хвосты не могу. Поеду в Магадан музыке учиться. Но вот с собаками расставаться было жалко, – признается Ольга Ивановна. – До двадцати лет я с ними в тундру ездила… А в Магадан я добиралась так – сначала по Пенжине до Каменского на барже, с Каменского на Аннушке (самолет Ан-2) до Петропавловска, а оттуда на Ил-14 в Магадан. Приземлились на аэродроме тринадцатого километра и автобусом в город, в училище. Директором тогда там работал Леонид Иванович Дмитриев. На приемной комиссии спела песню, гамму сыграла. Говорят мне: пиши диктант, написала. Зачислили меня на хормейстерское отделение. С жильем было сложно. Училась я вместе с Ларисой Швецовой, спрашиваю ее – можно у вас жить? Она отвечает: «Спрошу у мамы». Мама сказала «можно». А жили они на объекте «Г», там, где находился кинотеатр «Звезда».
Вставали в 5 часов утра. Заниматься мне было очень трудно. Ведь у меня даже музыкальной школы не было. Говорила себе: «Не за этим я приехала, чтобы отчислили». Училась упорно. Здание музыкального училища тогда находилось на улице Парковой, напротив Дворца спорта. Это было двухэтажное деревянное здание.
В училище Ольга Ивановна занималась по классу хорового дирижирования у Евгения Ивановича Алхимова. Много слушала русской народной музыки. Занималась классикой. Студенты училища поставили оперу Сергея Рахманинова «Алеко» и выступили с ней в только что открытом Дворце профсоюзов (ныне МЦК).
Студенты музыкального училища, как и многие горожане, в то время ездили «копать» картошку в поселок Талон, высаживали деревья рядом с училищем, на проспекте им. Ленина.
Ольга Ивановна вспоминает «умер наш педагог Иван Иванович Добродеев. Студенты обожали этого жизнерадостного человека, приехавшего учить их из Одессы. Евгений Иванович Алхимов подготовил нас к прощанию с педагогом. Мы выучили часть из реквиема Моцарта. Эта лакримоза, что значит на латыни слеза. Там есть такие слова в самом конце «… пощади его Бог, благой Иисус, господи. Даруй им покой. Истинно». Надо было петь, прощаясь с учителем, что лежал перед нами. Петь я не могла. Слезы текли из глаз, ком стоял в горле. Потом уже Евгений Иванович жалеючи отчитал меня. А петь не смогла».
В 1964 году по окончании учебы Ольга Ивановна поступила работать преподавателем музыки в магаданскую школу № 18, затем перешла в школу № 29.
Работая, одновременно училась в Магаданском педагогическом институте с 1985 по 1990 год, защитила диплом.
В 1992 году создает фольклорный ансамбль «Посиделки». Говорит:
– Гены русские заговорили.
В исполнении ансамбля звучат песни: «На горе-то калина», «Земелюшко – чернозем», «Ой вставала я ранёшенько», «Комара женить мы будем» и другие песни.
Ансамбль, созданный Ольгой Ивановной вместе со своим учителем, выступает на городских концертах, в организациях, несколько раз были в обществе слепых. Эти концерты проходили с чаепитиями, с беседами. Выезжали с концертами в Дом ветеранов, что находится на 23 километре. Радовали своим выступлением ребятишек в детских садах «Золотой ключик», № 13, № 15. Сейчас готовит песни к 65-летию праздника Победы.
ПРИКОСНОВЕНИЕ НАВСЕГДА
Уезжать из Магадана Ольга Ивановна не собирается. Здесь сын, супруг. Говорит:
– Север выучил меня, накормил, напоил, воспитал. Здесь моя вторая родина.
Любит колымскую весну и осень, ходит на сопки собирать ягоду.
Иногда получает письма с материка от своих бывших учеников, которые благодарят ее за то, что пробудила в них любовь к музыке.
Родители Ольги Ивановны очень давно покинули Камчатку. Недолго жили в Омске, а затем уехали к себе на родину в Краснодар. Их ныне нет, но добрая память о них живет в сердцах их детей и внуков. Во время учебы Ольги в Магадане отец помогал ей денежными переводами с Камчатки.
Сестры Ольги Ивановны, еще до ее отъезда в Магадан, оставив Камчатку, вернулись в Краснодар. Брат Виктор живет ныне в Подмосковье. По просьбе Ольги Ивановны смастерил ей миниатюрные нарты и прислал в Магадан сестре.
В своем докладе «Воспитание патриотизма через знакомство с фольклорными традициями русского народа во внеурочной деятельности» на VII Рождественских образовательных чтениях Ольга Ивановна, в частности, сказала:
«… Развитие духовности, патриотизма немыслимо без ощущения себя как части своего народа, его культуры. В этом смысле фольклор всегда школа, школа общения, красоты поведения, быта, труда, традиций…»
О. Ларионова особо обратила внимание аудитории на такие праздники, тесно связанные с православной культурой, как: «Пришла Коляда – отворяй ворота» (Святки); «Проводы зимы и встреча весны» (Масленица); «Зеленые святки» (Семик, Троица).
Если говорить о русской народной музыке, то она сильно воздействует на душу. На предыдущем уроке, слушая народные песни, дети долго не хотели уходить из класса. Песни эти развивают доброту. По новой программе изучается духовная музыка. Она приближает к Богу. Когда мне бывает плохо, я обращаюсь к нему. Я и детям говорю – ходите в церковь, не стесняйтесь.
Если говорить о телевидении, то там много зла. Нужно побольше очень добрых хороших передач, таких как «Радость моя». И меньше плохих.
Не согласиться с Ольгой Ивановной нельзя. Что касается русской народной песни, то по песне можно судить о русской душе. Это и отзывчивость, доброта, широта чувств, такая, что вряд ли еще сыщется, это и удаль, и отвага, самопожертвование, чистосердечность, красота, любовь – все это есть в русской народной музыке.
Я поинтересовался у Ольги Ивановны, кто из композиторов по содержанию своей музыки более притягательней.
– Чайковский, Моцарт. Дети Чайковским заслушиваются.
– Есть ли приоритетные музыкальные инструменты?
– В оркестре все инструменты создают музыку. Все вместе. А музыканты? Каждый выбирает тот, кому какой на душу ложится. По-разному.
Безусловно, музыкальное зерно упавшее на детский слух, останется с ребенком, будет с ним навсегда. Имеются в виду народные песни, классика. Как оно станет воздействовать на взрослеющую душу, перерастет ли в глубокий интерес либо будет временами овладевать вниманием, какую форму примет, пока неизвестно. Бесспорно одно – это тот необходимый кирпичик, что соединяясь с остальными элементами, – нравственными, эстетическими, умственными формирует личность, делает ее духовной.
Школьник слушает «Детский альбом» П.И. Чайковского. Звучат мелодии: «Утренняя молитва», «Игра в лошадки», «Марш деревянных солдатиков», «Баба Яга», «Мужик на гармошке играет»… Все это после урока уже останется с ребенком.
И одно из самых прекрасных произведений Петра Ильича «Концерт №1 для фортепиано с оркестром».
И Моцарт, его «Маленькая ночная серенада», и мощная музыка Иоганна Себастьяна Баха «Хоральные прелюдии». Сейчас школьники только прикоснулись к этим произведениям – но это прикосновение навсегда.
О. МИХАЙЛОВ. |
