|
 |
|
| |
|
Меня старый мой приятель запечатлел на долгую память солидным штатовским фотоаппаратом на мосту через Колыму, что у Дебина. Отличная фотка получилась, сам убедился, глядя на дисплей камеры: могучая река с изгибом, исторический дальстроевский мост и я собственной персоной, облокотясь о перила…
Но заветного снимка я так и не получил, изображение на годы застряло «в цифре». Хочешь вспомнить про поездку в Ягодное пять лет назад – иди к приятелю и тот, если соблаговолит, «выгонит тебя» на монитор компьютера…
У нас в Магадане тысячи цифровых фотоаппаратов. От пионеров до пенсионеров, сверкая бликами вспышек, снимают все, что под объектив попадется: друг друга, город, море, снега. Я тоже щелкаю своей нарядной «Sony», нисколько не беспокоясь о том, что может закончиться пленка – маленькая карточка внутри гарантирует запоминание сотен и сотен снимков. Придешь домой, к компьютеру подключишься, поглядишь на свои творения как по телеку и ладно.
Разве это фото?! Нет даже хоть маленького чувства сопричастности к тому великому магическому действу, которое называлось фотографией. От щелчка затвора фотоаппарата до ванночки с проявителем под красным светом фонаря, когда на бумаге необъяснимым образом начинали проступать линии будущего изображения… Волшебство!
Я лезу в нижний ящик шкафа, где хранится около десятка семейных фотоальбомов и погружаюсь в неповторимый (даже по запаху) мир рисунка светом, а именно так и переводится иностранное слово «фотография» – рисую светом. Вот в этом рыжем огромном фолианте с ромашками на обложке покоятся мои «пожелтевшие дети» – первые фотки детства, такие же неумелые как и сама эта пора человеческого бытия. Зато искренние… Вот мой любимый вековой дуб в три обхвата… мама с почтальонской сумкой через плечо… пожар в деревне… закадычный друг Колька, целящийся в фотографа из всамделишной трехлинейки… колхозное собрание, снятое через окно, где и людей почти не видно, зато удались клубы дыма из самокруток и папиросок… пушка, которую мы нашли в перелеске у поля, на щите которой была необъяснимая надпись как-будто известкой: «Капитан Мельников убит»…
Перешел я в ту пору уже в 5-й класс, когда папа вдруг расщедрился и подарил мне ко дню рождения неслыханную сумму денег – 12 рублей. Что купить – мыслей не стояло. Уже давно с вожделением поглядывал я на сверкающий, с выдвигающимся объективом «Зенит-С», с которым проводил «фотосессии» у старой красивой черемухи райцентровский фотограф дядя Жора Шульер. На своем трескучем мотоцикле он наведывался в деревню обычно три раза в год: в мае, когда цвела черемуха и тогда снимки, казалось, тоже цвели от лепестков и бутонов, в августе – в праздник Ильи-пророка и в октябре – в день Покрова Пресвятой Богородицы.
Короче, впрыгнул я в кузов колхозной полуторки и полдня по бездорожью и хлябям Бельского тракта, по которому Владимир Ильич Ленин в 1920-м ехал на телеге в наши места на охоту, добирался до райцентра. Но успел до закрытия универмага, где и приобрел себе чудо: фотоаппарат «Смена» в нарядном коричневом футляре за 10 рублей. На оставшиеся два рубля купил фотобачок, пару пленок да тюбиков с разными метолами-гидрохинонами и голодный, но счастливый вернулся домой.
И пошло-поехало, снимал все-все-все. Даже деревенских девчат в бане по наущению старших парней пытался через окошечко «увековечить», но спешно оставил это неприглядное занятие. Был разоблачен и предупрежден о возможном лишении «Смены» из-за банных НЮ-съемок.
Все бы ничего, да мой технологический процесс обрывался, к сожалению, на проявке пленок. Папа, рассматривая на свет кадры негативов говорил всегда почти одно и то же: «Все это так. Но когда же ты карточки научишься выделывать?» И пришлось однажды выложить ему смету расходов на увеличитель, фонарь, ванны, на фотобумагу, проявители и закрепители к ней. Выслушав все это, отец изрек, что лучше бы я себе часы купил (моя вторая мечта), потому как им закрепитель без надобности.
Но денег дал. И вот я опять путешествую до райцентровского поселка, но там увеличителей в магазине нет. Тогда тайком забираюсь на заднюю площадку товарняка, чтобы не тратить 1 рубль на пассажирский поезд до Ржева, а через час на ржевской железнодорожной станции меня, «зайца», штрафуют на два рубля охранники-путейцы за недозволенный проезд. Вот тебе и сэкономил!
Но увеличитель я все же покупаю, тоже под названием «Смена», а к нему и всяких разных прибамбасов для организации фотодела. Только напрасно я старался… Дело в том, что не было у нас в деревне света, электричество в нее провели лишь в начале 70-х, когда я уже из армии вернулся. Вот такие были на тверской земле медвежьи углы, всего-то в полуторастах километрах от Москвы.
А фоток хотелось, азарт прямо охватил. Не прозевал очередной приезд на фотозаработки дяди Жоры и тот, посмеиваясь, дал мне несколько полезных советов по работе увеличителя с помощью керосиновой лампы с отражателем и солнечного света. Качества Шульер впрочем не гарантировал. Он знал, что говорил. Напрасно я устанавливал увеличитель в горизонтальное положение, напрасно я начищал до хрустального блеска стекло лампы-десятилинейки и никелевый отражатель, чтобы на фотоконденсор падало больше света. Снимки все равно получались серые как мамина фуфайка, расплывчатые и неузнаваемые. Хоть плачь! Яркий же солнечный луч, пущенный в прорезанную мною дырку в занавеске из плотной «чертовой кожи» на окне, наоборот рисовал на фотобумаге такую абстракцию, что вообще было невозможно что-нибудь распознать.
Зато ржали колхозные механизаторы, видя мои мучения на поприще фотоискусства:
- Валька, беги за русской горькой. Мы тебе такой свет от тракторной фары наладим, что карточки сами делаться будут…
Мытарства мои закончились лишь в 9-м классе, когда я стал учиться в средней школе за 40 верст от дома. С дружком Колькой наши родители определили нас на житье к пожилой семейной паре: дяде Яше и тете Зое. Друг к этому времени тоже заразился от меня любовью к фото. Начал он с того, что деньгами, выделенными ему родителями на обувку, распорядился так: купил себе «Смену», а на остаток приобрел какие-то прорезиненные тапочки вместо полуботинок.
Пошла работа. Лишь только за капитальной стенкой большого дома начинался храп супругов Соловьевых, как мы в своей уютной комнатенке включали сразу два увеличителя, зажигали два красных фонаря, ставили в ряды ванночки и… ночь напролет. Вот они, снимочки, контрастные, блестящие после глянцевателя. Теперь по краешкам узорным резаком и – неси дарить друзьям.
Только дядя Яша с тетей Зоей не поняли нашего наслаждения. После первого же месяца проживания у них, они сразу узрели, что их электросчетчик уподобился быстроногому оленю.
- За месяц раньше за все про все платили по полтора-два рубля. А все вертелось, крутилось, светилось и в избе, и на дворе. А теперь – нате вам, четыре с полтиной!..
Короче, постановил хозяин: за нашу «фотолабораторию» нам платить отдельно.
Да, какую же чудную машинку, останавливающую мгновенья, придумал человек. Я перелистываю тяжелые страницы альбомов, а с них смотрит на меня ничуть не прикрашенная жизнь. Снимки – так себе, рядом с фотокартинами нашего магаданского мастера Расула Месягутова поставить стыдно. Но они не врут, мои слабенькие фотки: вот мое детство, вот детство моих сыновей и дочки, вот моя служба в армии, вот моя Колыма. Сколько всего…
А в уголке того же самого нижнего ящика шкафа поставлены в рядок все мои отжившие – отслужившие фотоаппараты, ставшие вроде реликвий. Первый слева – моя первая «Смена», потом ЛОМО, «Аргус», «Поляроид», «Практика», «Скина»… Они исправно, много лет накручивали на свои зубчики пленку, чтобы потом оставить мне память о прошлом. Теперь же на смену им, «пленочникам», пришла «цифра». Вот она на столе, заманчиво-таинственная «Sony», умеющая и сотни мгновений задержать в своей электронной памяти, послужить, если надо, видеокамерой с записью речи, стереть ненужные снимки, повернуть их, показать в выигрышном разрезе. Много чего умеющая…
Но что-то и ей придет на смену…
Валентин СИДОРОВ. |
