|
 |
|
| |
|
Неприятное это ощущение – проснуться ночью от того, что у тебя сильно подсасывает под ложечкой и знать, что в холодильнике не гуще, чем в дырявом кармане собственных брюк.
Вот это самое ощущение уже вторую неделю, как тень, сопровождало техника обанкротившейся фирмы «Воздушные трассы» Артура Никифорова.
Молодой человек, примерно двадцати трех лет, лежал на постели своей городской холостяцкой квартиры, что выходила окнами на покрытую зимней шугой речушку и размышлял, как и где можно пополнить холодильник.
А какие еще могут быть мысли, если три недели назад на общем собрании работников фирмы, что проходило в просторном авиационном ангаре, Никифоров выслушал траурную речь владельца фирмы Цурибова, где ключевыми фразами звучало:
– Мировой экономический кризис перешагнул, переплыл океан и забрался в наши родные пенаты. Кризис опустошает наши мартеновские печи, авиалайнеры, закрома фермеров и даже банки. Для него нет государственных границ и такое понятие как совесть полностью отсутствует в его лексиконе. Ядовитое дыхание его ощущает каждый из нас. Это своеобразный молох, гангстер, громящий денежную сферу, вскрывающий сейфы; коррупционер, проникший во все высшие сферы власти. Страна стонет под его железной пятой и взывает о помощи. «Кризис!» – несется над землей от полюса до полюса! К этому примешиваются всевозможные стихийные бедствия, такие, как глобальное потепление, цунами и личные невзгоды. Но мы не должны отчаиваться, не должны сидеть сложа руки. Мы поставим на его пути мощную стальную плотину из нашего мужества и таланта. Наше государство за свою историю терпело монгольское иго, теперь вот экономический кризис. Что это значит? А в первую очередь – то, что мы должны жить по средствам.
С прискорбием, с очень тяжелым сердцем должен вам сообщить, что и наша фирма «Воздушные трассы», увы, оказалась в капкане неблагополучия, этого лютого зверя-кризиса. Все мы и вы, и я, все вместе оказались его жертвой.
– Хотел бы и я стать такой жертвой, с миллионами на банковском счете, – усмехнулся товарищ Никифорова монтажник Клоков. Он стоял рядом с техником и, морщась, смотрел на главу фирмы.
Цурибов продолжал:
– Завтра шабаш! Работы нет! Мы оказались в ступоре!
Ангар наполнился ропотом. Он рос, накатывался как тот цунами, о котором упомянул Цурибов. И вдруг все вокруг оглушающе зашумело.
– Давай работу! Какой шабаш?! – неслось по ангару. От этого оглушительного вала едва не закрутились лопасти стоящего тут на регламенте вертолета.
– С завтрашнего дня работы прекращаются! – мощно прозвучало из громкоговорителей.
Никифоров подумал: «Великое это изобретение – радио. Рявкнул в микрофон – и динамики заглушили тысячу человеческих голосов».
– Четыре месяца не платили зарплату! Где деньги!? – гневно кричал слесарь Клоков. Широкоплечий, работающий на улице, бывало, при сорокаградусном морозе без шапки, рукавиц, в холщовой рубашке, он отличался тем, что при ремонте авиалайнеров и вертолетов откручивал болты и гайки без монтажного ключа, сжимая их своей мощной кистью.
– Через три дня в офисе фирмы начнется выплата! Подходите туда! – кричал Цурибов. Его лохматая головка с крупным родимым пятном на лбу локатором поворачивалась то в одну, то в другую сторону, выстреливая очереди ответов.
– Через три дня в офисе! – разносилось из громкоговорителей по ангару.
Зал ревел:
– А почему не сейчас!?
– Объем работы большой! Надо подготовиться! Мы же не ликвидируемся! Переживем – и снова примемся за дело! – сквозь общий гвалт, жестикулируя, кричал Цурибов. На его правой руке, в золотой оправе, ярко рдел рубин перстня.
Постепенно шум стих.
– И ты веришь ему? – спросил Клоков Никифорова.
– А что, есть другой вариант? – ответил Никифоров.
– Потрясти его сейчас как перечницу над жарким, да покрепче!
– А если перечница пуста?
– Не может быть. Вон какая свита вокруг него. Как бухарский караван. Они точно знают – не пуст.
Ангар продолжал шуметь, но Цурибова как перечницу не трясли.
ИСЧЕЗ, КАК ДЕНЬ ВЧЕРАШНИЙ
Человек устроен так, что в нем даже в безнадежные минуты теплится надежда на лучшее, на какой-то выигрыш по лотерейному билету судьбы, даже в том случае, если билета нет.
Именно такая надежда через три дня двигала Никифорова в офис фирмы за обещанной Цурибовым частью денег.
Перед нафуфыренным зданием правления он увидел густую наэлектризованную ожиданием манны небесной толпу. Клоков был уже здесь.
– Цурибов исчез, – сообщил он Никифорову.
– Как исчез? – недоверчиво переспросил Никифоров.
– Как вчерашний день – был и нет! Никто не знает, где он.
Разгневанная толпа ворвалась в офис. Громадный сейф в бухгалтерии был настолько пуст, что стыдился этого и долго не желал открываться, дабы не краснеть перед ожидающими выплаты. В конце концов, получив пару пинков в бронированный бок, он был открыт и после тщательного обследования предан анафеме. Денег в нем наскребли чуть более чем дают чистильщику обуви за один ботинок.
Пустой сейф – предтеча пустого стола. Перед Никифоровым маячила нелегкая охота за работой, поиски случайного заработка. При нынешней ситуации число таких охотников росло, опережая геометрическую прогрессию. Все это обещало походить на поимку миража силком для птиц.
Верно и то, что имелось еще два малона¬дежных варианта. Один из них заключался в том, что судебные приставы отыщут эту скотину Цурибова и исчезнувшие с ним деньги.
Второй вариант предполагал, что каким-то образом потрясут папашу Цурибова, чей капитал и фирму унаследовал его единственный сынок.
Сам отец, Кейса Цурибов, по прозвищу Клинч, невысокого роста, напоминающий клубочек шерсти, существо с настороженно-бегающими глазками, со лбом, где складок хватило бы на то, чтобы вести летосчисление от большого космического взрыва, со щепоткой усиков под расплющенным носом, уже три года как отошел от дел. Но как говорили, не настолько, чтобы остаться в стороне.
Откуда и как приобрел свое дело Клинч, никто из знакомых Никифорова не ведал, но все знали, что Кейса Цурибов был хваток, терпелив, хитер, слово не держал и знал тысячу способов, как выкрутиться самому, подставив кого угодно, хоть самого черта. Эти духовные фамильные ценности полностью унаследовал и младший Цурибов. Тут яблоня от яблони упала впритык.
ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Холодильник в квартире Никифорова последний месяц возмущенно тарахтел. Объяснялось это просто. На все его добротные объемы приходилось четыре сваренные сосиски, каждая из которых рассчитывалась на день.
Никифоров поступал с ними так. Вынимал одну сосиску, клал ее на мелкую тарелку и аккуратно делил на три части: на завтрак, обед и ужин. В течение всего дня после завтрака оставшиеся две дольки постоянно всплывали перед глазами техника, этакие маячки его беспокойного аппетита.
В кухонной тумбочке лежало в целлофановой прозрачной упаковке несколько брикетов лапши, от которой воротило не только хозяина, но и тарелки.
От такого питания ноги техника заплетались, выписывая на декабрьском тротуаре SOS.
Как-то вечером после утихшей метели, переходя дорогу, на изжеванном автомобильными шинами снегу он увидел скомканную купюру в 500 рублей. Этот вечер был праздничным и сытным.
Но вот странная вещь, после такой находки взгляд Никифорова стал постоянно блуждать по тротуару в поисках новой подобной находки и не было мочи оторвать его от дороги. Взгляд его словно привязали к тротуару.
«Сила земного притяжения достоинством в 500 рублей. Насколько ее хватит?» – спрашивал себя техник.
Как-то, при очередной кислой встрече у офиса фирмы, Клоков сообщил Никифорову:
– Послушай, есть добрая работенка.
– Что делать? – живо поинтересовался техник.
– Новый год на носу. Я на автомашине как водитель, ты в форме Деда Мороза разъезжаешь по городу со мной и вручаешь заказчикам подарки. Фирма-наниматель под названием «Улыбка» платит от количества выполненных нами заказов, а их море. Выплата ежедневная, сделал – получи.
Перед мысленным взором Никифорова тут же возникли праздничные сценки, сытые столы, и он моментально произнес:
– Когда приступим?
– Завтра, – ответил Клоков, изподлобья глядя на офис и выходящих из его дверей судебных приставов и прочих служащих, что уже целый месяц описывали имущество «Воздушных трасс» и обещающих, что вот-вот начнутся торги имущества фирмы.
– Ищут нашего хозяина, – произнес Никифоров.
– А он где-нибудь на Канарах пузо греет, – как-то безнадежно заметил Клоков.
В работу Никифоров включился с охотой и так вошел в роль, что удивился сам себе и как-то морозным вечером на улице, обдавая теплым клубящимся дыханием стекло какой-то праздничной витрины магазина, мечтательно произнес Клокову:
– Утомительная, суетливая, но счастливая работа. Жаль, что нет какого-нибудь Деда Весна, Деда Осень, Деда Лето. Так бы и радовал детвору да их родителей. На душе приятно и в накладе не остаешься.
– Ишь, размечтался, – тепло улыбаясь, ответил Клоков.
ЗАКАЗ
За день до Нового года поступила уйма заказов. Работа в фирме напоминала ипподромные гонки с маршрутами по всему городу и его окраинам.
Среди заявок, доставшихся Никифорову с Клоковым, значился какой-то медвежий угол, куда надо было прибыть в восемь вечера.
Диспетчер фирмы «Улыбка» заявил Никифорову:
– Заедете на кондитерскую фабрику. Там получите изготовленный продукт. Отвезете его адресату и свободны.
Клоков кисло сморщился, а у Никифорова этот последний заказ вызвал восторг.
«Продукт», который они получили на фабрике, оказался обычным тортом – целое строение, едва вместившееся в кузов автомобиля.
Торт сверху был накрыт пластмассовой прозрачной конусообразной чашей в человеческий рост, под которой находились елка, Дед Мороз со Снегурочкой и всевозможные лесные и сказочные персонажи крупных до полуметра размеров. Все это было выполнено особым кулинарным способом из шоколада, кремов, теста с ароматическими добавками, присыпано кокосовой стружкой и мякотью грецкого и лесного орехов.
Аромат торта, несмотря на крышку, с легкостью перебивал запах выхлопных газов, что стояли на шоссе.
– Такой шедевр – и на тарелку с вилкой, – ворчливо произнес Клоков. – Не нравится мне, когда едят Белоснежку, пусть даже она из шоколада. Что-то тут не то. Какой-то крайний рудиментаризм.
– Может и не съедят, – сочувственно к персонажам торта произнес Никифоров.
К последнему заказчику ехали далеко. Адресат находился на окраине города в одном из небольших глухих микрорайонов. Шоссе тонуло в вечерних сумерках. Под скукоженным светом одиноких фонарей, что держались на высоких столбах по обочинам, мелькали разбросанные домишки, заснеженные огороды за корявыми заборчиками.
Место, обозначенное в заявке, отыскали не без труда. Коттедж заказчика неброский, но основательный притулился к небольшой густой роще в самом закоулистом месте микрорайона. А далее под лунным светом до горизонта стелились укрытые сугробами поля, перемежающиеся с островками темного леса.
Никифоров вышел из кабины. Над разбросанными домишками паутиной висела тишина. В ней иногда вдруг возникали какие-то неясные звуки. На них тут же редким разрозненным лаем отзывались из разных далеких мест собаки, а потом опять тишина и только скрип снега под ногами.
Коттедж, обнесенный невысокой ажурной металлической оградой, казался спящим, и лишь яркие стрелки электрического света, обозначавшие себя в высоких окнах из-за колышущихся штор, говорили, что там царит оживление.
ЗВЕЗДОЧЕТ И ДРУГИЕ
Торт Никифоров нес вместе с Клоковым. Как только они поднялись на крыльцо, дверь перед ними распахнулась и вошедших окатило густым ярким светом, что заливал всю просторную прихожую.
Гостей встретил приветливый молодой человек в одежде кота Базилио, а следом за ним откуда-то выпорхнули две девушки в маскарадных костюмах, и показалась солидная дама с короной на голове.
– Дед Мороз! Дед Мороз! – громко и радостно кричали девушки и, подбежав к торту, прильнули лицами к крышке, разглядывая его.
– Э-э, нет! Разойдитесь! Торт понесут в зал детям, – оживленно распорядилась дама с короной.
А у торта уже вертелись двое мальчишек лет по десять, один в костюме Буратино, другой в облачении Пьеро.
– Эта елка не простая, а волшебная, – приступил к исполнению своей роли Никифоров, и поправив окладистую бороду, продолжил:
– А ну, у кого есть золотой ключик, чтобы открыть дверь в этот ледяной дворец и пригласить к нам на праздник эту красавицу елку со всеми ее гостями!
– Золотой ключик! Золотой ключик! Где он?! – кричали дети, прыгали и хлопали в ладоши.
– А золотой ключик у меня! – раздался баритонистый голос из-за закрытой инкрустированной под янтарь двери, что прикрывала путь в один из коридоров, ведущих внутрь дома.
Все обернулись к двери, она тихо, как створки раковины, открылась и на пороге с широкой улыбкой застыл мужчина в длинном до пят синем халате с изображенными на ткани золотыми звездами. На голове его держался остроконечный колпак Звездочета. В правой руке, подняв ее над головой, мужчина держал стодолларовую купюру и говорил:
– Чем это не золотой ключик?! Откроет любую дверь!
По сценарию Дед Мороз сам должен был вручать одному из присутствующих, желательно ребенку, золотой ключик, чтобы тот открыл защелку пластмассовой крышки торта. И ключик такой у техника находился в кармане тулупа. Но столь неожиданное вмешательство этого Звездочета вынуждало Никифорова к импровизации, и он воскликнул:
– О да! Бывают и такие могущественные ключи, которые открывают ворота в любое царство!
– А! Что я говорил! – весело произнес Звездочет. – Не только откроют двери в любое царство-государство, но и во Вселенную. Для полета туда нужны космические корабли. А это значит, именно такой золотой ключик обеспечит их конструирование, строительство и запуск.
С этими словами Звездочет указал пальцем левой руки на купюру, а Никифоров громко и торжественно произнес:
– Недаром елка, что находится в этом прозрачном дворце, напоминает ракету.
Фраза эта понравилась Звездочету. Он подошел к Никифорову, приветливо похлопал его по плечу и по-хозяйски произнес:
– А сейчас мы с Дедом Морозом отнесем этот торт к нашему праздничному столу.
При этих словах все, кто находился в прихожей, принялись помогать нести торт.
Неожиданно Никифоров заметил стоящего в стороне, держащегося как бы вне общей ажиотации крепкого сложения мужчину. Скошенный лоб и выдвинутый на полтора дюйма подбородок его говорили о том, что лбу пришлось пожертвовать частью своего содержимого в пользу челюсти. Глубокопосаженные глаза данного субъекта вмиг просканировали Никифорова. «Домашний охранник, – решил Никифоров и подумал, – чтобы сделать эту физиономию поприветливей, не хватит и резца Микеланджело».
Никифоров тут же поспешил убрать свой взгляд от этого сканирующего субъекта.
АППЕТИТНЫЙ СТОЛ
Торт внесли в просторную гостиную, скорее похожую на средних размеров зал, посередине которого красовался богато накрытый длинный стол, вокруг которого стояли легкие свободные кресла.
В серебряных и золотых подносах заливные оленьи язычки соседствовали с яйцами, нафаршированными красной икрой. На блюдцах ароматно благоухали оранжевые ломтики апельсинов. Видно, что их только что нарезали – янтарные капельки сока еще увлажняли их кожуру.
В матовом свете плафонов, что с потолка наблюдали за происходящим, белели скатерти, на которых возвышались пирамидальные малахитовые вазы, заполненные гроздьями крупного винограда.
Скромно смотрелись свежайшие, на любителя, мелкие котлетки по-пожарски. Подливка делала их такими аппетитными, что слюнки бежали не только у плафонов, но даже у вилок, что лежали тут же рядом.
В ажурных вазах, как в гамаках, в ромашковых узорах соблазнительно дремали эклеры, пирожные.
А бефстроганов, бефстроганов – закроешь глаза – а он так и стоит перед тобой.
Ба! А кто это кучкуется? Что это за серебристые вершины? Шампанское, шампанское, как всегда в центре среди своих собратьев – разноцветных бутылок. Ах, как хорошо быть наполненным свежестью, силой, бурлящей энергией. Под фольгой, под ее серебром или золотом, крепко сжимаемая пробка, как стальные челюсти, удерживает ее мюзли.
Рядом с шампанским с особым достоинством в неброской амуниции с золотыми аксельбантами и вензелями бордовое и светлое сухие вина. На этикетках иностранная вязь названий и изображение медалей, от самой головы-пробки до ног-донышек. А держатся-то как они – с медалевидным достоинством.
И, конечно, в центре между такими двумя гренадерами, как невеста в белом, а точнее в прозрачном платье водочка. А рядом!? О ужас! Ненаполненные фужеры и рюмки.
«Как хорошо бы очутиться за этим столом», – мелькнуло в голове Никифорова.
И словно читая его мысли, Звездочет обратился к нему:
– Хотелось, чтобы вы часть сегодняшнего вечера в качестве Деда Мороза провели с нами и посвятили его нашим барышням и детям. Им будет очень приятно.
– Да, мне об этом сообщила фирма. И в заказе это указано, – ответил Никифоров.
– Единственное, истинное богатство – богатство души, – так говорили еще древние, а Дед Мороз – это как душа. Так что… А насчет дополнительной оплаты не сомневайтесь, – говорил Звездочет, явно держащий себя как хозяин. – Не сомневайтесь. Она будет более чем достойная лично для вас и для шофера. Пусть он вас ждет. Сообщите ему об этом, – распорядительным тоном произнес Звездочет.
Выйдя из коттеджа, Никифоров подошел к автомобилю, в котором дремал Клоков и сообщил ему о предложении Звездочета. Клоков ответил:
– Какая разница, где спать. А тут еще и платят за это. Неплохо было бы и перекусить угощением.
– За этим не станет. Сам принесу, – пообещал Никифоров.
Далее шло как по накатанной колее. Верно и то, что возникали моменты, когда Никифоров ощущал себя не вполне уютно. Один из мальчишек вдруг потребовал, чтобы Дед Мороз исполнил роль Карабаса-Барабаса, при этом пренебрежительно сказав другому мальчугану:
– У него же борода. Покрасим ее в черный цвет, вот и Карабас.
– А если он не захочет? – возразил другой мальчуган.
– Если папа ему заплатит, он и в снегу купаться будет, и кушать его.
Выручила одна из девушек, предложив нового персонажа в сценарии – Снегурочку и согласившись взять эту роль. В остальном все проходило ровно, с импровизациями и участием немногочисленных собравшихся.
Клокову в автомобиль отнесли перекусить, при этом Никифоров дал ему какие-то наставления. А сам техник с удовольствием до отвала опробовал всякие блюда, мурлыча про себя классическую песенку про елочку.
МАСКИ И СТАТУЭТКИ
Затем техник каким-то образом вместе со слегка захмелевшим Звездочетом очутился в странном молчаливом зале, со стен которого на него смотрели разнообразные экзотические маски, а на стеллажах и тумбочках расположились небольшие примитивные с виду статуэтки, поражающие в то же время своей необычностью.
Положа руку на плечо Никифорова, Звездочет пояснял:
– В этом зале все из Африки. Вот эта глиняная статуэтка – идол племени мгуро. Большие деньги отдал за него. Очень большие.
– А каково назначение этой статуэтки у мгуро? – поинтересовался Никифоров.
– О-о, это их Эскулап. Самый главный доктор, профессор. Лекарь всего племени. Мгуро вот что делают. Выносят в центр своего селения раненого или больного, в котором-то жизни осталось на десять центов, на два-три дыхания, и кладут этого своего соплеменника, будь то ребенок или старик, а то и женщина на сносях, на циновку. Рядом ставят, а теперь уже ставили, вот эту статуэтку. А затем начинают вокруг них плотным кругом ходить, пританцовывать, бить в свои барабаны и петь, петь. Рядом горит костер. Так они танцуют и поют и день, и ночь, трое суток, периодически сменяя друг друга. Ночью с факелами, летят искры. И человек, что едва был жив – выздоравливает, встает на ноги, сам видел.
При этих словах Звездочет вытаращил глаза так, что в них отразилась эта самая статуэтка.
– Так эта статуэтка теперь у вас? – удивился Никифоров.
– У меня! Вот она! – самодовольно ответил Звездочет
– У них она одна была или еще есть?
– Одна, одна. И теперь она здесь, в этом зале.
– Как вам это удалось?
– Это неважно, неважно, – морщась ответил Звездочет, уходя от вопроса.
– А как же теперь они без нее? – спросил Никифоров. В голосе его прозвучала тревога и сочувствие к племени, оставшемуся без своего Эскулапа.
– Да что вы все, как они и они?! – раздраженно произнес Звездочет, и продолжил. – Все мы песчинки в песочных часах. Одних больше, других меньше. Но я о другом.
– О чем?
– Вот вы в вашей шапке, тулупе, с посохом – символ идущего времени. Несете нам время. Верно?
– Можно и так, – согласился Никифоров и добавил: – Роль такая.
– А ведь дни сами по себе нейтральны. Мы сами наделяем дни символами, связанными либо с историей, либо лично с нами. Рубашку времени одеваем на себя. Вот я… – сказав это, Звездочет плюхнулся на диван, что стоял посередине зала: – Для меня предновогодние дни – это праздник моей крови, моих генов, моих близких. Нет ни одного года, чтобы я не встретил его в кругу домочадцев. Для меня это священно. Ритуал. Вот только был в Танзании, любовался Килиманджаро, в Кении у Телеки, а домой прилетел. А потом обратно туда. Там хорошо. У бегемотов такие пасти – целый ковш экскаватора.
Техник слушал Звездочета и одновременно смотрел по сторонам. В зале стояла вакуумная тишина. На стенах в симметричном порядке расположились разнообразные маски человеческих лиц. Пестрые, разукрашенные, с разноцветными волосами, татуировками и рисунками завитушек, геометрических фигур, с засечками.
Тут были маски из разных пород дерева, некоторые инкрустированы мелкими морскими ракушками, другие с ушами наподобие заячьих, третьи с какими-то строениями на голове. Часть масок имела агрессивный оскал, так что Никифоров от одной из них отскочил. Произошло это внезапно, словно кто-то толкнул техника в бок. Проходя мимо этой странной галереи, он чувствовал, как внутри его растет напряжение, шаг стал тороплив. Но странное дело, Никифоров не видел дверей в этом зале. Ему стало не по себе.
– Вы что, маски испугались? – рассмеялся Звездочет и тихо произнес: – Они не оживают.
– Кто не оживает?
– Маски.
– Даже если их долго носить?
– Если маску долго носить, сам становишься маской, но хорошей.
– Почему хорошей? – удивился Никифоров.
– Да потому, что каждый хочет выдать себя за лучшего, чем он есть. Для дела. Это нередко помогает. А коли напялил такую привлекательно-добродетельную маску, то и обставлять это дело надо постоянно, чтобы она не слетела, то и сам, хоть на копейку, а становишься лучше. Диалектика, – заключил Звездочет. И неожиданно спросил Никифорова:
– Кстати, а кто ты вообще по профессии, по своей специальности, по работе?
– Городской житель, – тут же ответил Никифоров.
– Что это за такая профессия, городской житель? У тебя что, и в дипломе так значится? – смеясь, спросил Звездочет.
– Борода и мешок с подарками мой диплом. Но это пока. А вообще я по хозяйственной части. Завхоз, – ответил Никифоров.
– В наше время весьма полезная должность, – произнес Звездочет.
– За что и страдаю, – весело произнес Никифоров.
Звездочет обернулся к своим экспонатам и произнес:
– Это Верхняя Вольта, а вот ритуальная маска племени Малуби. Это Габон – маска наголовник, вся в пестрых лентах, с разноцветной гривой, глаза как очки противогаза. Видишь, сколько инстинкта в этих произведениях. Инстинкт – вот что правит нами. Инстинкт развил цивилизацию. Он ее точка опоры. Он наш первый проводник в джунглях жизни во Вселенной и на грешной земле.
– Почему на грешной? – негромко спросил Никифоров.
– А где вы, уважаемый, видели событие без греха? Все вокруг от первородного греха. Все. И не наша в этом вина. Ее, нашей вины, вообще нет. Мы лишь ее звенья, но не причина. А раз так – то и не греховны, хоть и грешим. Мы вроде провода, по которому бежит, как электричество, грех.
Звездочет неожиданно умолк. А Никифоров подумал о том, как бы одна из масок не пробудила в его собеседнике комплекс Бокасы. «А то ведь зажарят на ритуальном огне под интеллектуальную беседу о космических разработках».
Звездочет подошел к одной из крупных, в рост человека, масок и произнес:
– Там нас заждались, – запустил руку в бороду маски, нажал на какой-то скрытый там механизм. Маска отодвинулась в сторону, открыв проход в одну из комнат коттеджа.
ПОПАЛСЯ!
Когда время подошло к двадцати двум часам, и собравшиеся, разомлев, потеряли интерес и к столу, и отчасти друг к другу, Звездочет и Никифоров вышли из дома на крыльцо. Небо было темным. Луна едва проглядывала сквозь медленно плывущие низкие облака. В сплетениях ветвей деревьев далекими огоньками пробивался свет окон домов, что ютились где-то там за лесом. Ближайшие фонари меж черных стволов тополей и кленов лучами чуть искрили снег сугробов. Все вокруг тонуло в молчании.
Рядом с коттеджем дремал грузовичок компании «Улыбка». Из него вышел Клоков и не спеша направился к крыльцу.
– За хорошую работу полагается премия, – произнес вальяжно Звездочет и протянул Никифорову пятитысячную купюру.
– На двоих, – добавил он, имея в виду Клокова.
– Малова-ато, – растягивая слово, произнес техник, но деньги взял.
– Можно еще и за эрудицию и теплоту общения, хотя таких граф в заказе и не значится, – согласился Звездочет, доставая из-под халата следующую пятитысячную.
– По моим подсчетам, вы, господин Звездочет, задолжали мне сумму, превышающую ту, что вы мне сейчас выдали, в тридцать пять раз, и без процентов, – настоятельно произнес Никифоров.
– И мне не меньше! – нахраписто встрял в диалог подошедший Клоков.
– Что-то я не пойму вас, господа! Понимаю, что аппетит приходит во время еды, но не в такой же пропорции, – настороженно возразил Звездочет.
– Пропорции вы определили сами, господин Цурибов! – произнес Клоков.
В эту же секунду в дверях показался субъект-сканер и с угрожающим видом быстро направился к Клокову.
Вдруг яркие лучи многочисленных автомобильных фар осветили коттедж. Не было уголка и щели, куда бы они не проникли. На правой руке Звездочета ярко зардел перстневый рубин.
Звездочет, загородив лицо рукой и прищурив глаза, гневно крикнул:
– Я такого фейерверка не заказывал!
– Его заказали те, кто вас разыскивает, господин Цурибов, – негромко произнес техник.
Звездочет резко кинулся к двери, но Клоков одной рукой схватил его за предплечье. Неизвестно, как там ведут себя стальные болты и гайки, когда Клоков вворачивает их, а вот Звездочет взвыл на все двести децибелл, чем вызвал лай собак всей округи.
Другой рукой Клоков остановил субъекта-сканера, который ощутив толчок в грудь, завертелся волчком, и отлетев к стене, оставил на ней свой четкий горельеф, у основания которого и свалился.
– Лихому служить – будешь тужить, – глядя на лежащего, произнес Клоков.
Человек-сканер сообразил, что лучше лежать, чем украшать горельефами стены коттеджа.
Клоков ослабил руку, которой сжимал Звездочета.
– Я бы вам заплатил, за все время, – простонал Цурибов, исподлобья глядя на Никифорова и на Клокова.
– Нам? Может быть. А остальным – вряд ли. Чужой бедой сыт не будешь, – вразумлял Цурибова Клоков.
В свете фар было видно, как к коттеджу с разных сторон направляются люди. Колпак с головы Цурибова слетел, борода с левой стороны отклеилась и косо свисала. Вырваться из рук Клокова у него не получилось. Двое подбежавших полицейских ловко защелкнули наручники на запястьях Звездочета и в сопровождении судебных приставов и жаждущих получить свои деньги граждан повели его в здание. Из толпы неслись радостные голоса:
– Попался!..
Никифоров и Клоков на какое-то время задержались на крыльце.
– Как ты распознал Цурибова? – спросил Клоков.
– По рубиновому перстню, жестикуляции и пятну у брови, – ответил Никифоров.
Клоков вынул из кармана пятитысячную купюру и разглядывая ее, произнес:
– Как только ты сказал мне о том, что Цурибов здесь, я тут же обзвонил наших, чтобы приезжали, ну и сообщил дежурным приставам, мол, беглец нашелся.
Никифоров, облокотясь о перила, молчал, потом произнес:
– Думаю, наши будут довольны таким неожиданным подарком.
Служащие фирмы «Воздушные трассы» поднимались на крыльцо, проходили мимо Никифорова, не узнавая его, и исчезали за дверями внутри коттеджа, где нарастал гул, очень похожий на тот, что два месяца назад едва не развалил авиационный ангар фирмы «Воздушные трассы».
Олег МИХАЙЛОВ. |
