|
 |
|
| |
|
Зачем мне хочется молиться о спасении Русской земли?
Н. ГОГОЛЬ. ...
Двух Гоголей и в помине не было. Либералам-западникам хотелось бы иметь такую колоссальную личность рядом с собой, вот они и пытались, подобно Белинскому, отыскать хотя бы трещину во взглядах Гоголя, раздвоить его. В лице писателя им хотелось иметь союзника западной цивилизации. Поборника европеизации России, хотя он был безоговорочным критиком цивилизованного, обделенного духовностью Запада.
На самом деле был один Гоголь, верующий, православный, любящий Родину – Русь и надеющийся воскресить ее своими произведениями, своей безграничной преданностью ей. Для него не было ничего выше русской, православной цивилизации, русской культуры.
15 июля 1847 года разозленный «Выбранными местами…» В.Г. Белинский написал письмо Гоголю, обозвав его «проповедником кнута, апостолом невежества, поборником обскурантизма и мракобесия». Письмо полыхало ненавистью к истории России, к русскому народу. Чего стоит один такой вопрос: «Неужели вы искренно, от души пропели гимн гнусному русскому духовенству, поставив его неизмеримо выше духовенства католического?» По словам В. Десницкого, суть спора Белинского с Гоголем заключалась в том, что «для Гоголя христианство выше цивилизации» (Десницкий В. «Жизнь и творчество Н.В. Гоголя. 1809-1852).
Белинский искал решение российских проблем в опыте Запада, хотя Запад сам никогда не мог решить собственных проблем своими усилиями, исходя только из собственных ресурсов. Он решал их за счет других народов и стран, в ущерб им. Все его модели развития, вплоть до наших дней, насквозь эгоистичны, аморальны, искорежены страстью грабежа и насилия.
Профессор Н.Я. Аристов (1834-1882) в статье «Иноземное влияние в России, изображенное Гоголем в его сочинениях» цитирует высказывание писателя в издании «Русь» (№ 39, 1881), которое приложимо к нашему трагическому времени. «Забвение русской истории, неуважение к правам русской народности, возведение национальной безличности в принцип, в обязательную высшую ступень культурного развития, благоговение к европеизму, оценка русских интересов сквозь призму европейских фальшиво-либеральных доктрин и, вследствие этого, бессознательное служение интересам чужим, в ущерб русским, – вот господствующие черты нашей внутренней и внешней политики в царствование Александра I, даже наперекор величавому вразумлению 1812 года». Что в этой цитате не совпадает с тем, что творят в нашей стране с 1985 (и особенно с 1991) года?
Подобно Пушкину Гоголь требовал трепетного отношения к прошлому, крепкого усвоения уроков истории. «Вместо того чтобы строго судить свое прошедшее, гораздо лучше быть неумолимым к своим занятиям настоящим», – рекомендовал он в предисловии к сборнику «Арабески». В 1847 году в ответе Белинскому Гоголь дает сомневающимся совет, пригодный на все времена: «Нужно сызнова прочитать с размышленьем всю историю человечества в источниках, а не в нынешних легких брошюрках, написанных Бог весть кем. Эти поверхностные энциклопедические сведения разбрасывают ум, а не сосредотачивают его».
Этот совет неплохо было бы услышать всем историкам или тем, кто лезет в историки, кто высасывает исторические факты из собственного пальца, кто, именуя себя профессиональным историком, повествует о прошлом нашей Родины со ссылками: «по слухам», «рассказывают», «говорят» (или «говорили»), «меня уверяли»… Но слух к правде утерян теми, у кого сгинула совесть, кого не коробит всякая духовная нечистота. В назидание Гоголь мягко советовал Белинскому: «Начните сызнова ученье. Примитесь за тех поэтов и мудрецов, которые воспитывают душу».
М
ало сказать, что Православная Церковь воплощала для Гоголя все, – она, принесенная прямо с Неба, была с его точки зрения, главным и единственным местом и средством спасения русского народа и всей России. В понимании писателя только религия, говоря конкретно – Русская Православная Церковь, способна преобразить человека, стать во главу угла его культуры, творчества. Принципы Православия – основа и залог надежного духовного и физического здоровья человека и народа. Заповеди Божии могучи своей незыблемостью, ибо осовременить, модернизировать и переиначить их невозможно, как бы кому-то ни хотелось сделать их более «понятными» и «доступными». На то они и Божии заповеди, что отойти от них ради того, чтобы жить в духе времени, – значит броситься в объятия сатаны.
«Верховная инстанция всего есть Церковь, и разрешенье вопросов жизни – в ней», – отмечает писатель в «Авторской исповеди». Почему? Да потому, что Церковь – мать русского народа, который появился на свет с Крещением Руси, потому что с приходом Православия на нашу землю начался отсчет ее истории, потому что Православие гармонично вписалось в сознание и жизнь русского народа. Отвечая его укладу, нравам и обычаям, оно стало его идеалом, идеей и судьбой. «Высокое достоинство русской природы состоит в том, что она способна глубже, чем другие, принять в себя высокое слово Евангельское, возводящее к совершенству человека, – писал Гоголь графине А.М. Виельгорской 30 марта 1849 года. – Семена Небесного Сеятеля с равной щедростью были разбросаны повсюду, но… только попавши на добрую почву, принесли плод. Эта добрая почва – русская восприимчивая природа… Может быть, одному русскому суждено почувствовать ближе значение жизни…»
К сожалению, враги России понимают все значение Церкви как сердца, души и разума русского народа лучше, чем он сам, и поэтому концентрируют свои нападки против нее. Один из столпов теневого Бильдербергского клуба, бывший помощник президента США по национальной безопасности Збигнев Бжезинский откровенно сказал, что «после распада коммунизма единственным врагом Америки осталось русское Православие». Одно лишь не доходит до ума врагов России и Православия: с гибелью великого народа и великой культуры сгинут и они. Мысли об удерживающей роли России высказаны в «Выбранных местах из переписки с друзьями». Как отмечал профессор Свято-Троицкой духовной семинарии в Джорданвилле И.М. Андреевский, «Гоголь громко и убежденно заявил, что Истина в Православии и православном русском самодержавии и что решается историческое «быть или не быть» православной русской культуры, от сохранения которой зависит и ближайшая судьба всего мира».
И разве не видно, как лежащий во зле мир слабеет, трещит по всем швам? Его победы одерживаются над самим собой, их даже нельзя назвать пирровыми, настолько они похожи на поражения… «Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь» (2 Фес. 2, 7). «Удерживающий теперь» включает и русское Православие, не будь которого, от мира остался бы пепел и тлен.
М
ы живем прямо-таки по пословице: «Что имеем – не храним, потерявши – плачем». В России сложилась чуть ли не традиция косо смотреть на свои достоинства, собственные духовные богатства – причем нас учат тому характерные писатели и журналисты. «Мы вообще знаем плохо нашу Церковь, – пишет Гоголь. – Владеем сокровищем, которому цены нет, и не только не заботимся о том, чтобы это почувствовать, но не знаем даже, где положили его. Эта Церковь, которая, как целомудренная дева, сохранилась одна только от времен апостольских в непорочной первоначальной чистоте своей, эта Церковь, которая вся с своими глубокими догматами и малейшими обрядами наружными как бы снесена прямо с Неба для русского народа, которая одна в силах разрешить все узлы недоумения и вопросы наши, может произвести неслыханное чудо в виду всей Европы… и эта Церковь нами не знаема! И эту Церковь, созданную для жизни, мы до сих пор не ввели в нашу жизнь… Жизнью нашею мы должны защищать нашу Церковь, которая вся есть жизнь».
В России наших дней Церковь – чуть ли не единственный оплот возрождения русской души, русского народа, поборник крепкого российского государства, именно поэтому она – излюбленная мишень для нападок всякого рода проходимцев, состоящих на содержании Запада, предмет лютой ненависти сатанистов и врагов собственной земли. Так ли уж трудно перечислить по именам политиков и журналистов, злопыхающих по отношению к Православию, для которых злорадство равнозначно радости у нормальных людей?
Народ же – подчас создается такое впечатление – предпочитает пить, курить, бузотерствовать вопреки своим насущным интересам, и некого нам обвинять в наших бедах, кроме самих себя. Хуже того – в стране немало и обывателей, которые по непроходимому невежеству подпевают ее врагам, отдавая дань идиотской моде. «Напрасно смущаетесь вы нападениями, которые теперь раздаются на нашу Церковь в Европе. Чтобы защищать ее, нужно самому прежде узнать ее. А мы вообще знаем плохо нашу Церковь. Церковь должна святиться в нас, а не в словах наших», – словно бы к нам обращается Гоголь в письмах к графу А.П. Т-му.
«В Православной Церкви заключена возможность разрешения всех вопросов, которые ныне в такой остроте встали перед всем человечеством, – соглашается с Гоголем В.В. Зеньковский в «Истории русской философии». – Это и есть та новая мысль, которая стала исходным пунктом для целого ряда русских мыслителей. Понятие культуры отрывается здесь от внутренней связи с ее западной формой – у Гоголя здесь впервые выступает мысль (в неясной форме, впрочем, мелькавшая и раньше), что путь России по существу иной, чем дух западного христианства».
Неприятие Гоголя вызвали противоречившие правде жизни утверждения Белинского, что «русский мужик не склонен к религии». Подоплека тут простая: ну уж если мужик, то остальные… «Что тут говорить, когда так красноречиво говорят тысячи церквей и монастырей, покрывающих Русскую землю. Они строятся не дарами богатых, но бедными лептами неимущих, тем самым народом, о котором вы говорите, что он с неуважением отзывается о Боге», – не в бровь, а прямо в глаз бьет писатель. «Вы говорите, что Россия долго и напрасно молилась. Нет, Россия молилась не напрасно. Когда она молилась, то она спасалась. Она помолилась в 1612-м – и спаслась от поляков; она помолилась в 1812-м – и спаслась от французов. Или это вы называете молитвою, что одна из сотни молится, а все прочие кутят сломя голову с утра до вечера на всяких зрелищах, закладывая последнее свое имущество, чтобы насладиться всеми комфортами, которыми наделила нас эта бестолковая европейская цивилизация?» Ко всем горячим головам обращены его слова: «Нельзя судить о русском народе тому, кто прожил век в Петербурге, в занятьях легкими журнальными статейками и романами».
«Да, есть чему поучиться у Гоголя! – отмечает архимандрит Константин (Зайцев). – Кто из русских писателей и вождей русского общества так уверенно взял курс на Церковь? Кто иной с такой прямой небоязненностью отдался служению духовным ценностям, их поставив во главу угла? Более того, кто храбрее всех защищал нашу Церковь и растолковывал ее вещий смысл и предназначение для народа русского? Все хотят шагать в ногу с эпохой, быть супермодерновыми и не понимают, что действительно нужно России, народу.
«Гоголь первым у нас разгадал в преклонении перед благами цивилизации страшную для него богоотступническую пошлость», – подметил М.М. Дунаев в книге «Вера в горниле сомнений».С помощью цивилизации русских отрывают от Бога, учат жит земным, а не горним. Православная вера – бельмо на западном глазу. Российской государственности, русскому народу, православной вере в мире противостоит огромная враждебная сила. «В современности эта антихристианская сила воплощает себя, по Гоголю, прежде всего в промышленной цивилизации Запада, ориентированной, с одной стороны, на культивирование исключительно материальных и развращающих человека «потребностей» – «оружия сластей» (комфорта, роскоши и др.), а с другой – на прямое вооруженное насилие (Наполеон)», – пишут В.А. Воропаев и И.А. Виноградов в примечаниях к шестому тому собрания сочинений писателя.
«Наброски неотправленного письма» Гоголя овеяны презрением к европейской цивилизации, к одному из ее образов – католицизму, которым увлекался Белинский. «Гоголь – первый у нас пророк возврата к целостной религиозной культуре, пророк православной культуры», – писал в 1926 году профессор протопресвитер Василий Зеньковский. Отсюда его интерес к взаимоотношениям и судьбам России и Запада. «Проблема Запада и западной культуры… всю жизнь занимала его, – писал отец Василий о Гоголе в книге «Русские мыслители и Европа». – Для Гоголя внутреннее опустошение Европы связано со все растущей в ней пошлостью. Внешний блеск и внешние «завоевания» цивилизации совершенно не интересуют Гоголя и не могут закрыть для него основной ее болезни… трагическую безысходность в западной жизни, застарелых грехов и религиозного одичания… Гоголь остался непревзойденным в религиозном восприятии Запада». Запад всегда был отъявленным эгоистом, и его себялюбие нельзя брать за образец в развитии, за модель жизни.
В
России на всех углах бестолково треплют слова «цивилизация», «цивилизованный мир», имея в виду в этих, уже расхожих, понятиях один лишь западный мир, а то и вовсе не понимая того, о чем говорят. И чем больше говорят о том, что нам надо стать цивилизованными, тем хуже живется людям, тем более озлобляются те, кого уговаривают стать цивилизованными, кого снова затягивают в новый мир, в котором именно большинство обречено. Столь безмозглая, слепая попугайщина лишь раздражала Гоголя; он, как подобает истинно христианской душе, требовал осмысленности и осознанности.
«Вы говорите, что спасенье России в европейской цивилизации, – возражает он В.Г. Белинскому в набросках тактично не отправленного письма. – Но какое это беспредельное и безграничное слово. Хоть вы бы определили, что такое нужно разуметь под именем европейской цивилизации, которое бессмысленно повторяют все. Тут и фаланстерьен, и красный, и всякий, и все друг друга готовы съесть, и все носят такие разрушающие, такие уничтожающие начала, что уже даже трепещет в Европе всякая мыслящая голова и спрашивает невольно, где наша цивилизация? И стала европейская цивилизация призрак, который точно никто покуда не видел, и ежели пытались ее хватать руками, она рассыпается».
В. КОРОЧАНЦЕВ,
(«Православная Москва»,
отрывок из очерка «Боже, как грустна наша Россия!»). |
