|
 |
|
| |
|
Под конец телесезона «лучшие умы» занялись поиском изъянов в российском телевидении. По мнению министра культуры Александра Авдеева, который выступил в Думе, федеральные телеканалы не соответствуют государственным задачам: «Телевидение замусорено низкопробной, низконравственной продукцией, которая наносит вред».
На «круглом столе» в Фонде эффективной политики высказались не менее резко: российское ТВ дискредитирует президента. В самом телесообществе грянул скандал: вслед за НТВ в конкурсе «ТЭФИ» отказалась участвовать ВГТРК с программами телеканалов «Россия», «Культура», «Спорт». Похоже, телевещание стоит на пороге перемен. О ТВ-кухне мы попросили рассказать Алексея ПУШКОВА, автора и ведущего аналитической программы «Постскриптум» на ТВЦ, которая только что отметила свое 10-летие.
ТВ – ЭТО ЗЕРКАЛО…
– Алексей Константинович, есть ли, на ваш взгляд, разница между тем, как показывали Владимира Путина, и тем, как сейчас показывают Дмитрия Медведева? Президент Медведев в гостях у нашей редакции сказал, что российское ТВ – одно из лучших в мире. Почему эксперты говорят, что оно его «в ответ» дискредитирует?
– Я так не считаю. Если политик убедителен, выступает с разумными инициативами, телевидение не может ему помешать. И наоборот, если политик лукавит и лицемерит, то телевидение не может ему помочь. Поэтому даже Горбачев и Чубайс оказались популярнее Ельцина к концу его пребывания у власти.
К Владимиру Путину телевидение на первых порах отнеслось нейтрально. Но Путин дал ему острые поводы – и оно «заиграло» на его стороне. Помните: «мочить в сортирах»? А как Путин предложил сделать обрезание бельгийскому защитнику чеченских террористов? Грубовато, но убедительно. Это сразу понравилось, хотя Путин состоялся как президент, когда за словами последовали действия. Дмитрий Медведев тоже уже сделал несколько программных заявлений – о поддержке малого бизнеса, о борьбе с коррупцией. Странно было бы с этим спорить. Просто теперь граждане страны будут оценивать его уже не по словам, а по делам. При этом отличия, конечно же, есть. Телевидение в начале этого десятилетия было более разнообразным – была большая палитра мнений, звучали мнения, прямо враждебные Путину или весьма критические. Сейчас все каналы показывают Медведева спокойно, с симпатией. Но и сам Медведев, согласитесь, не делает резких движений. В целом телевидение за последние годы стало более одномерным.
– Иное дело – политическая «телерезня» конца 90-х годов: и зрелищно, и правду можно было узнать о разных политиках, не правда ли?
… ИНСТРУМЕНТ
– Вы знаете, тогда, в 90-х, ТВ было более живым, но оно было и лживым. Телеканалы стали инструментом в руках олигархов, которые сражались друг с другом за собственность и власть. Именно тогда к средствам массовой информации было сильно подорвано доверие. Сегодня из самых крупных телеканалов два принадлежат государству, еще один - государственной компании «Газпром». Власти говорят о курсе на стабилизацию. В рамках этой стабилизации считается, что телевидение не должно нагнетать страсти.
Но телевидение не может без страстей. «Резня» 90-х годов была зрелищна, как и любая резня. Успешный режиссер Тарантино, апологет кинонасилия, вообще говорит, что оно – кинематографично. Я не сторонник потоков крови на экране, но в освещении политики всегда лучше смотрится ситуация конфликта, драмы. Без этого телевизор никто смотреть не будет. Самые высокие рейтинги в моей программе у тех сюжетов, где говорится о таких конфликтах – социальных, классовых, внешне-политических. Поскольку политических страстей сейчас на ТВ мало, чтобы этого не случилось, оно погружается в другие страсти, например, спортивные. Идет в ток-шоу, в которых вроде бы люди ищут ответы на важные вопросы, но бывает, что делают это фальшиво. И наконец, идет в страсти псевдоличные. Это программы, сделанные по типу британского «Большого брата», где можно подсмотреть за якобы реальной жизнью людей: как девочка сидит на унитазе, мальчик чем-то занимается в душе и вместе они что-то делают в постели.
– В субботу на одном из музыкальных каналов можно было видеть, как четверо геев наблюдали за видеоотчетами о еще двоих, которые должны были друг в друга влюбиться или взять постоянно растущую сумму денег. Те двое все время целовались, а четверо отпускали комментарии с пошлыми шуточками и трогали друг друга за причинные места. Это было средь бела дня в эфире общедоступного канала. Получается, подобный эффект политической стабилизации?
– Скорее, эффект коммерческого характера ТВ и неуемной жажды скандала, характерной для некоторых наиболее агрессивно-пошлых и безвкусных телеканалов. Кстати, я в свое время жестко выступил против гей-парада в Александровском саду. За это на меня письмо с жалобой Путину написал Мэрил Холланд – прапраправнук Оскара Уайльда: мол, накануне «Большой восьмерки» в Санкт-Петербурге некоторые консервативно настроенные обозреватели выступают против свобод секс-меньшинств! Но нет, «Постскриптум» выступает против того, чтобы они «волеизъявлялись» у могилы Неизвестного солдата и вообще в центре Москвы. Я настаиваю на том, что субкультура меньшинства не должна агрессивно навязываться большинству, тем более с помощью телевидения. Между прочим, и в Европе, и в США очень сбалансированное телевидение. Там понимают, что это фактор воспитания детей, вы насилия или эротики на общедоступных каналах там днем не увидите.
… ПУСТОЕ МЕСТО?
– Получается, что в серьезной части наше ТВ пустовато, в несерьезной – дошло до крайней попсы и пошлятины. Не навязывают ли нам виртуальную картинку, вообще не имеющую отношения к действительности?
– До известной степени телевидение, как и кино, – это индустрия грез. Люди смотрят фильмы о приключениях, в которых сами не могут принять участия, и не хотят видеть невзрачные кухни, в которых многие из них живут. Я вас уверяю: по всему миру одно и то же – многие хотят видеть нереальную шикарную жизнь. Ну и хотят «запретного плода».
– Кстати, может, тогда не делать запретным плодом митинги оппозиции? Если их не разгонять, на них, может, вообще никто ходить не будет. А оппозиционеров пустить на ТВ?
– Чем меньше власть применяет силу, тем лучше. Но власть в любой стране периодически использует силовые средства.
А насчет оппозиции на ТВ… Наша власть контролирует телевидение еще и потому, что мы по-прежнему живем в обстановке идеологической гражданской войны. Она досталась нам от 90-х. Березовский получил от Ельцина канал, чтобы «мочить» коммунистов, потом олигархи «мочили» друг друга, потом ОРТ мочило Примакова и Лужкова. Мы живем в ситуации, когда СМИ, особенно телевидение, выступают как средство политической борьбы. Кстати, более мелкая борьба – за титулы и награды – подрывает само ТВ-сообщество: посмотрите, что происходит с «ТЭФИ»! В конкурсе уже отказались участвовать НТВ, ВГТРК, «Культура», я лично попросил мой канал «ТВ Центр» не выставлять на конкурс «Постскриптум», настолько «ТЭФИ» себя дискредитировала! Если послушать Дмитрия Медведева, то, как мне кажется, он понимает: ТВ должно быть средством взаимодействия между властью и обществом. С разными мнениями, с анализом, с обсуждением реальных проблем развития страны. И нужно отходить от тупой развлекательности. Не должно быть каналов одного юмориста или одной певицы. Телевидение не может быть средством разрушения психического здоровья нации. А какой цели служат программы вроде «Дом-2» кроме увеличения числа дебилов?
Александр КОЛЕСНИЧЕНКО.
«АиФ», № 31, 2008 г. |
