|
 |
|
| |
|
Сегодня «Вечерний Магадан» представляет вниманию читателей материал известного талантливого магаданского историка, безвременно ушедшего из жизни, Александра Григорьевича Козлова. Он был глубоким исследователем Колымы дальстроевского периода, всегда с огромной ответственностью и объективностью подходил к оценке фактов и явлений действительности. Его слово весомо и авторитетно.
Сегодня, когда усиленно стираются «белые пятна» нашей недавней истории и мы обращаемся к ней не только в так называемые «дни памяти», нельзя еще раз не сказать о печально знаменитом Бутугычаге, интерес к которому не ослабевает в последние годы. Естественно, это не случайно, ибо для большинства северян он как бы стал символом трагедии всей лагерной Колымы и жертв политических репрессий периода сталинизма. В то же время, когда начинался Бутугычаг, то предположить об этом было просто невозможно.
В связи с этим, удаляясь на 70 лет назад, начнем с того, что осваивавший Колыму трест «Дальстрой» именно тогда приступил к добыче второго после золота металла – олова. В числе первых горнодобывающих предприятий данного профиля и стал рудник «Бутугычаг», который в течение нескольких лет одновременно разведывался и давал плановую продукцию. Жилые и хозяйственные постройки для него возводили заключенные, организованной здесь же лагерной командировки, потом переросшей в отдельный лагпункт (ОЛП) одноименного названия.
С момента своей организации в 1937 году рудник «Бутугычаг» входил в состав ЮГПУ – Южного горнопромышленного управления. Главный геолог этого управления Г.А. Кечек 20 апреля 1938 года в одной из своих докладных записок отмечал: «На Бутугычагском месторождении работы велись в течение всего года. Сначала в весьма небольших объемах, а потом в несколько больших. Объемы работ лимитировались количеством завоза грузов: продовольственных и технических».
Кроме этого необходимо назвать еще одну причину, которая и в последующем сказывалась на работах Бутугычага. Это были его резко конрастные климатические условия. Поэтому уже в первоначально составленной на Бутугычаг характеристике говорилось: «Зима суровая и продолжительная, лето жаркое и короткое. Толщина снежного покрова достигает одного метра. Снег обычно лежит рыхлой массой… Вечная мерзлота распространена повсюду. Граница ее залегает на различных глубинах в зависимости от рода грунта, увлажнения, покрова… колеблется от 0,2 до 1,5-2 метров». Вместе с тем сезон 1938 года стал для «Бутугычага» ударным, так как руководством Дальстроя приняло решение, по которому рудник должен был добыть 57% «годовой программы оловодобычи» всего треста. Это явилось важнейшей задачей, с которой практически справились к середине сентября. А с 8 октября 1938 года рудник «Бутугычаг» вошел в состав вновь организованного Юго-Западного горнопромышленного управления (ЮЗГПУ), объединившего все оловодобывающие предприятия Дальстроя. К тому времени его возглавлял 32-летний Николай Иванович Карпенко, ранее работавший начальником рудника «Кинжал». Среднегодовое число рабочих «Бутугычага» составляло тогда немногим более 200 человек, в основном заключенных. Побывавший незадолго до этого на Бутугычагском месторождении доктор геолого-минералогических наук, профессор С.С. Смирнов, дал ему детальную геолого-экономическую оценку. В своей работе «Рудная база Дальстроя по олову» он писал: «Руды развиваются почти исключительно в пределах гранитного купола, занимающего площадь на выходе в 30 квадратных километров. Сейчас обнаружено всего 8 рудных участков, из которых 7 располагаются в граните… Каждый из участков представлен свитой сближенных параллельных жил и прожилков… Наиболее важным среди рудных участков является т.н. 1-й участок… Первый участок обладает такими особенностями. На площади примерно в 150-200 тысяч квадратных метров развивается густая серия крупнопадающих (70-90 градусов) жил и прожилков. Среди них выделяются т.н. главные жилы, имеющие длину свыше 100 метров, мощность в несколько сантиметров и высокое содержание олова. Таких жил сейчас известно больше десяти…»
Интересно, например, что жила «Аида» имела длину 270 метров, а мощность 16 сантиметров; жила «Кармен» – соответственно 260 и 12; жила «Микаэла» – 238 и 13, а жила «Хозе» – почти 208 метров длины и мощность 19 сантиметров. Таким образом у «Бутугычага» намечалась неплохая перспектива развития и руководство Дальстроя поручило своему проектно-изыскательскому отделу разработку проекта строительства первой очереди Бутугычагского оловорудного комбината.
Главным инженером проекта назначили инженера-обогатителя А.Н. Комарова, консультантом – старшего инженера производственно-технического отдела Дальстроя В.Г. Вишнякова. «Первый этап проектирования, – вспоминал заслуженный строитель РСФСР, почетный гражданин города Магадана Иван Иванович Лукин, – мы выполнили в Магадане, но основная часть рабочих чертежей разрабатывалась на стройке, куда мы все вскоре выехали». К середине февраля 1939 года технический проект Бутугычагского оловорудного комбината был закончен и утвержден руководством Дальстроя. На его строительство стали направляться новые этапы заключенных, в числе которых находились и репрессированные по статье 58 УК РСФСР.
Один из них, ставший впоследствии писателем Гавриил Семенович Колесников (умер несколько лет назад на «материке») рассказывал: «Из Магадана привезли нас строить оловянный рудник «Бутугычаг». Случилось так, что рядом с вольнонаемными руководителями я оказался в активе этой стройки. Мне удалось подобрать прекрасный инженерно-технический и экономический персонал. В лагере в числе других убежденно советских людей находились первоклассные специалисты. Среди интеллигентов подобрал я талантливого, хотя и несколько бесшабашного московского архитектора из старинных русских дворян Константина Щеголева. Мы (я пишу это с полным правом) – заключенные, инженеры и рабочие, а также отличные плотники из числа отбывших срок и не отпущенных домой колхозников стали главными строителями Бутугычага. А рудник этот был сложным комплексом – фабрики: сортировочная и обогатительная, бромсберг, мотовозка, тепловая электростанция. Сумские насосы монтировали в камере, выдолбленной в скале. Прошли штольни. Построили поселок из двухэтажных рубленных домов… В Бутугычаге мы были на вольном, бесконвойном положении. Только ночевали в лагере, да и то не всегда…»
Вступившая затем в строй обогатительная фабрика «Вакханка» стала одной из самых крупных в Дальстрое. В течение 1940 года она обработала более 60 тысяч тонн руды и в последующем продолжала увеличивать свою мощность. Для сравнения отметим, что в 1940 году Кинжальская фабрика обработала всего около 11 тысяч тонн руды, а три Сеймчанских фабрики в общей сложности – немногим более 45 тысяч тонн руды. Обслуживали обогатительную фабрику «Вакханка» в основном заключенные женщины, среди которых находились как осужденные «бытовички», так и т.н. «политические». Положение последних на всем «Бутугычаге» было особенно тяжелым. Они подвергались издевательствам со стороны охраны, терроризировались уголовными элементами, нещадно «сажались» на штрафной паек, в состав которого всего входило несколько сот граммов хлеба, похлебка из крупы или рыбы, а также суррогат чая.
С начала января 1940 года рудник «Бутугычаг» вновь поменял свою подчиненность и стал входить в состав нового горнопромышленного управления – Тенькинского (ТГПУ). Начавшаяся Великая Отечественная война отразилась на всей его деятельности. Обогатительная фабрика «Вакханка», которая приказом по Дальстрою от 6 июня 1941 года была переименована в Бутугычагскую обогатительную фабрику, уже в августе того же года стала называться фабрикой имени Чапаева. Вместе с рудником и другими подразделениями оловорудного комбината ее коллектив стал бороться за строжайшую экономию и учредил доску «Патриоты родины». Все это происходило в условиях ужесточения лагерного режима, увеличения продолжительности рабочего дня, ликвидации ранее полагавшихся нескольких выходных, сокращения норм питания, продолжавшегося беспредела среди т.н. «руководящих кадров».
Наверно, таких случаев в колымских лагерях было предостаточно, но в октябре 1944 года расследованием было установлено, что начальник ОЛПа «Бутугычаг», младший лейтенант госбезопасности Григорий Васильевич Фетисов в течение нескольких месяцев «организовывал пьянки совместно с подчиненными ему работниками, брал бесплатно продукты и спирт из каптерки лагеря, появлялся в пьяном виде, имел связь с заключенными женщинами». В связи с этим, приказом начальника Дальстроя И.Ф. Никишова он был отстранен от должности, а собранный по данному делу материал передан следственным органам.
В то же время, оказавшаяся на «Бутугычаге» к концу войны репрессированная журналистка и поэтесса Елена Львовна Владимирова с горечью писала: «Тяжесть условий приводила к массовому истощению людей – массовой дистрофии и сердечным декомпенсациям, дистрофическим поносам, цинге и так далее… Количество неспособных к труду даже по строгому лагерному определению достигало половины состава. Массовыми были «сезонные» заболевания, которые при небольшом внимании (к тем же вопросам обмундирования) можно было устранить: обморожение (иногда до 30 случаев в день при составе около 800 человек на одном лагерном пункте) зимой и глазные заболевания, приводившие иногда к полной слепоте весной, от яркого освещения. Полагались очки, но при мне они не выдавались. Иногда их бесполезно пытались заменить марлей».
Подобное положение не изменилось и после окончания Великой Отечественной войны, а в ряде случаев и ухудшилось. Это было связано с тем, что в феврале 1948 года на руднике «Бутугычаг» организовали лаготделение № 4 особого лагеря № 5 – Берлага «Берегового лагеря». Тогда же здесь начали добывать урановую руду. В связи с этим на базе уранового месторождения был организован комбинат № 1, который с еще двумя комбинатами вошел в состав т.н. Первого Управления Дальстроя.
Лагерное отделение, обслуживающее комбинат № 1, включало в себя два лагпункта. На 1 января 1950 года в них находилось 2243 человека. Одновременно «Бутугычаг» продолжал добывать олово. Добыча этого металла периодически снижалась. Например, только за 1950 год «Бутугычаг» добыл всего чуть больше 18 тонн олова. В количественном отношении это уже был просто мизер.
Вместе с тем на «Бутугычаге» стал строиться гидрометаллургический завод мощностью 100 тонн урановой руды в сутки. На 1 января 1952 года численность работающих в Первом Управлении Дальстроя выросла до 14790 человек. Это было максимальное количество занятых на строительстве и горнопроходческих работах в данном управлении. Потом также начался спад в добыче урановой руды и к началу 1953 года в нем насчитывалось только 6130 человек. В 1954 году обеспеченность рабочими кадрами основных предприятий Первого Управления Дальстроя еще более упала и составила на «Бутугычаге» всего 840 человек.
В общей сложности сказалось изменение политической обстановки в стране, прошедшие амнистии, начавшаяся реабилитация незаконно репрессированных. «Бутугычаг» начал сворачивать свою деятельность. К концу мая 1955 года он был окончательно закрыт, а находившийся здесь лагерный пункт ликвидирован навсегда. 18-летняя деятельность «Бутугычага» прямо на глазах стала историей.
Однако, не так давно эта история, как говорится, была вновь потревожена. Во второй половине 1990 года президиум областного Совета и облисполком приняли решение о создании на территории бывшего рудника «Бутугычаг» мемориального комплекса жертвам сталинских репрессий. К сожалению, это было сделано без ее предварительного изучения и учета той радиационной опасности, которую она еще представляет. После заключения специалистов областной санэпидстанции данное решение не было воплощено в жизнь. Получается так, что лагерный «Бутугычаг» как бы по-прежнему остается за колючей проволокой и преодолевает ее пока только наша память…
Александр КОЗЛОВ. |
