Главная > Культура. Искусство > Было дело над морями, над волнами, за китами

Было дело над морями, над волнами, за китами


2-08-2007, 09:00. Разместил: redaktor
Записки магаданского летчика
(Окончание, нач. в № 20, 21, 22, 23, 24, 25, 27, 29, 30).
Итак, наконец-то мы встретились с китами, этими странниками моря и большими путешественниками, не ведающими границ. Они запомнили те далекие времена, когда земля была общей для всех, не поделенной условными линиями под названием граница. И несмотря ни на что, подчиняясь только зову предков, проплывая порой тысячи километров, находят свои пастбища, набирают вес и вскармливают потомство.

До самого мыса Дежнева вдоль всего побережья паслись сотни китов. Это была их вода, отданная им природой, и человек никак не вписывался в их законные владения, присвоивший себе право на разум… и на уничтожение.

У нас еще было в запасе полетное время и, взяв курс на восток, решили пройти вдоль западного побережья Аляски и выйти в Чукотское море. Китов не встретили, возможно, они находились вблизи береговой черты, а ближе 15 км подходить не имели права.
Чукотское море встретило низкой облачностью и серым, по-летнему, льдом, оно и понятно – сюда сместились остатки циклона. Вскоре ухудшилась видимость. Мы решили не удаляться от береговой черты, с отдельными участками, сплошь забитыми моржами.
Ни ветер, ни волны, ни холод их не пугают. Жировые отложения надежно защищают от невзгод.
По дальней связи аэропорт Шмидт дал погоду и добро на прием. Подлетели, вышли по командной на связь. Подтвердили добро на посадку, помялись и продолжили:
– У нас приземлился М-4. Полностью на стоянку не зарулил – хвост слегка выглядывает на полосу. Прошу, будьте повнимательней.

Вот где встретиться пришлось! Это военный самолет конструкции Мясищева с велосипедным шасси. Это значит, фюзеляж стоит на полосе на двух массивных стойках, а чтобы не свалился на бок, в концах плоскостей находятся по легкой стойке.
Сам Мясищев талантливый военный конструктор самых больших в Союзе самолетов. Хрущеву в пору разоружения пришлось делать выбор между Туполевым и Мясищевым. И этот выбор был явно не в пользу Мясищева.
И вот спустя пятнадцать лет, с одной из машин встретились на краю земли. Его хищно вытянутое тело с высоким, откинутым назад килем, грузно покоилось на двух стойках, а широко раскинутые крылья поддерживались, словно подпорками, тонкими стойками с маленькими колесиками, выдвинутыми почти из концов крыльев…

Стол накрыт заботливым проводником все теми же консервами из магазина. Крепкий чай на любителя с белым хлебом, сыром и колбасой, не то чайной, не то докторской. Вряд ли можно по вкусу отличить одну от другой… Но летать и не кушать, это сочетание никак не подходит для пилота. И мы пьем ароматную сладкую жидкость, надеясь на скорое возвращение на базу в Магадан…
– Осталось нам найти только полярного кита и на этом закончится наше с вами путешествие, – задумчиво заговорил Берзин.

– Да не грустите вы, Бог даст, еще встретимся. И так уже облазили почти все моря Советского Союза. Пора и домой, – успокаивает его Яша.

– Да я не поэтому… Просто у меня отец в Певеке почти двенадцать лет отсидел.. Залететь бы туда, хоть взглянуть одним глазом… Освободился больной, почти лежачий… Много мы с ним говорили, даже спорили. Но верным ленинцем так и остался… Так и умер с газетой «Правдой» на груди…
Все замолчали, вспоминая каждый свое, и никого из нас не было, чтобы красный и самый справедливый меч правосудия не коснулся кого-либо из родни…

Моросящей ночью взлетел Мясищев, сотрясая мощью двигателей здание КДП, гостиницу и вспомогательные постройки, словно чудовищный змей Горыныч. И утром ничто не напоминало о его присутствии.

Полярный кит. Вроде водился в арктических водах, но в последнее время не замечен. Обычно обитал на стыке воды и тающего льда. Питается в основном планктоном. Примерно такую информацию получили от Берзина и идем по кромке воды и ледового покрытия, пугая белых медведей с их медвежатами. Заслышав приближающийся шум моторов, они, не долго думая, с разбегу ныряют в воду, смешно загребая лапами.
Остров Врангеля в окружении почти сплошного льда с небольшими разводьями черной воды, ну где тут пастись киту? И описав окружность вокруг острова, устремляемся к материковой части.
Лед, почти сплошной лед, битый, торосами и большими полями, словно бескрайние аэродромы, на которые можно спокойно садиться на самолете. Но скорее всего, это лишь видимость. За осень и зиму его часто ломает, корежит, сжимает и наваливает друг на друга, создается красочная хаотическая мозаика, совершенно непригодная для посадок самолетов.
Вскоре утомленная наука угасла на своих местах. Лишь Берзин сквозь блистер смотрит на береговую черту и думает, скорее всего, о своем отце. Неуютны и безлюдны берега Северного Ледовитого океана…

Аэропорт, как чаще всего здесь бывает, закрыт плотными и низкими облаками.Температура плюс один градус, ветер 13 метров, порывы пятнадцать-семнадцать, дождь со снегом. Погода почти по минимуму. Командир смотрит на листок с погодой, протянутый радистом, и отдает Берзину. Тот читает и морщится, понимая, что ни о какой поездке в лагерь не может быть и речи…
В деревянной гостинице на втором этаже, в отдельной комнате Берзин накрыл стол и со своими коллегами справляет поминки по отцу…
Утром зашли будить на вылет. Он единственный сидел за столом, заваленном окурками, совершенно трезвый…

В Магадане уже ожидали штурмана, не сдержал своего слова участковый. Без лишних разговоров сняли его с летной работы и перевели дежурным штурманом.
Командир отделался выговором, с занесением в личное дело, за плохую воспитательную работу.
Берзин через год защитил докторскую и пригласил меня на торжество по этому случаю во Владивосток.
Я был у него в двухкомнатной квартире на два хозяина. Его комната на 16 метров представляла собой скорее морской музей, все стены от пола до потолка в полках, сплошь уставленных диковинными морскими ракушками различной формы и конфигурации. Внизу под полками, на полу, лежат две засушенные головы: меч-рыбы и пилы-рыбы с их принадлежностями, мечом и пилой, да несколько китовых позвонков, используемых, как стулья.

Докторскую обмывали в «Зимовье», деревянном ресторане, стоящем с левой стороны на въезде в город Владивосток.

Он был одет все в ту же черную кожаную куртку, джинсы, за которые ему доставалось на работе. Лишь новая футболка светло-голубого цвета, словно напоминание о многих летных часах, проведенных в воздухе на ИЛ-14.

В заключение вечера он дарил приглашенным красочно оформленную книгу о китах, которую, к великому сожалению, в силу понятной причины, я там и оставил...

Мой командир перевелся в Куйбышев, переучился на Ту-154. Встретиться довелось в новосибирском небе, поговорить не дали, уж слишком был занят эфир.

Яков Иванович ушел на пенсию, и уехал к себе на родину в Астрахань. Через три года вечером шел домой, сбила грузовая машина и только утром его нашли в кювете.
Штурман проработал на 56 км года четыре, а потом покинул город в неизвестном направлении.
Кирилыч из Анадыря, перевелся в Магадан, а затем в город Владивосток, где трагически потерял старшего сына. Трудится сейчас в морской администрации, такой же деятельный и доброжелательный. Дай, Бог, ему здоровья.

г. Магадан.
Вернуться назад