Главная > Культура. Искусство > Было дело над морями, над волнами, за китами
Было дело над морями, над волнами, за китами19-07-2007, 08:03. Разместил: redaktor |
|
Записки магаданского летчика (Продолжение, нач в № 20, 21, 22, 23, 24, 25, 27). – Ну, от одного мы избавились. Дай, Боже, чтобы и этот отошел спокойно и не дунул на нас своей аэродинамической трубой, – сказал кэп, волнуясь за то, что самолет может свалить воздушная струя от реактивного истребителя, а выйти из штопорного положения просто не хватит высоты. Но и этот также, улыбаясь, добавил газу и ушел, словно его и не было с нами. А мы, оставшись на своем тихоходном самолете, плавно движемся вдоль береговой черты Аляски, вспоминая мельчайшие детали, выхваченные нашими глазами, вплоть до заклепок на фюзеляже... – Ничего, ребята, основную работу мы выполнили, а завтра, Бог даст, встретимся с нашими вожделенными китами. А то я и сам уже скучать стал без них. Ведь подумать только, какие просторы мы облетели и не встретили их – человек поработал на славу. Интересно мне самому, а что же он оставит после себя на земле? Выкачает нефть, вырубит лес, перекопает землю и извлечет из нее груды алмазов, золота, серебра и прочего в общем-то не нужного в повседневной жизни металла. Построит еще больше ракет, заготовит их, как крестьянин поленницу дров на зиму, отравит всю воду морскую и пресную, погибнет вся живность, включая и человека. И станет пусто на земле, и только ветер будет гонять радиоактивную пыль. Неужели к этому и стремится человек, неужели в этом основная его цель? А ведь сколько раз человечество стояло на пороге глобальных катастроф? Вспомнилось, как в конце пятидесятых на Урале произошла авария на заводе по обогащению урана и при посадке в Свердловск не выпускали из самолета ни пассажиров, ни экипаж. Заправляли самолет, подписывали через форточку задание – и в полет. Боялись заразить людей в самолете и в то же время они как ни в чем не бывало ходили под самолетом, обслуживали его, даже шутили и смеялись, словно ничего не произошло, совершенно равнодушные к свой жизни, к жизни своих детей и их потомству. И только теперь, по прошествии пятидесяти лет, людей с подорванным здоровьем и мутирующим потомством решились отселять во вновь отстроенные поселки. Но все также и до сего времени вытекают ручьи из переполненного радиоактивными отходами озера и растекаются по краю, и никому нет дела до здоровья людей и даже до своего собственного. Словно у народа утеряно чувство самосохранения, а жизнь отдана на служение абсурду, стоящему во главе этой страны. – Да уж скорее бы… А то вылетаем санитарную норму так и не познакомившись поближе. Придется сидеть и ждать следующего месяца, довольный налетом, а значит, и заработком, – шутит Яков Иванович. На подлете к Провидения погода резко ухудшилась. Циклон, сместившийся на север, судя по всему, притормозил в районе Чукотки, превратившись в малоподвижную барическую систему, и решив заполняться именно здесь. И сколько это будет продолжаться – одному Богу известно. Связались с аэропортом. Там категорически отказались принимать борт, ссылаясь на низкую десятибалльную облачность высотой в 200 метров. Поговорили и решили подойти поближе, уж очень не хотелось идти в Анадырь. Сам аэропорт Провидения представляет собой каменный мешок с отвесными скальными образованиями слева и справа. Впереди по курсу днище мешка закрывают высокие горы. Поэтому заход на посадку только с одним курсом, где этот мешок и приоткрыт – со стороны моря. Полное сходство с мешком вот в такую погоду, когда низкая свинцовая облачность опускается ниже отвесных гор и наглухо закрывает, запечатывает эту долину со всем, что там есть: аэропортом, деревянным поселком Урелики, Провидения, притулившимся с левой стороны залива меж этих скал, с американским самолетом СИ-47, впечатанным в глыбы камней правого склона при заходе на посадку вот в такую же погоду и бухтой, со свинцово-темной водой, разъединяющей обрывистые нагромождения. Снизились до высоты сто метров и прошли вдоль косы, отделяющей море от самой бухты Провидения. Видимость отличная, больше десяти км. Вся внутренность бухты просматривается как на ладони. Виден даже аэропорт с его полосой, о чем и доложили диспетчеру, с намеком на разрешение посадки. И снова получили категорический отказ –минимум не позволяет. Опять долгие переговоры и уговоры и дрогнуло сердце диспетчера, когда вновь переспросил высоту, цель полета. Да и знал, ледовой разведкой занимаются отлично подготовленные экипажи с многолетней практикой. Потом долгожданное согласие на посадку и как приговор. – Уход на второй круг с этой высоты невозможен. Посадка обязательна. Благословенные времена, когда можно было по совместному договору с диспетчерами, несмотря на плохие погодные условия, зайти на посадку и сесть. Конечно, и в этом случае диспетчеры прекрасно знали, кто сидит за штурвалом, его подготовку, опыт работы и даже везение, которое ведет пилота с первой посадки за штурвал. А оно у каждого пилота разное… Разворот на 180 градусов – и туда, к горловине мешка для захода на посадку. Вошли в это ущелье, как в ловушку со стенами каменных глыб, вздыбленных природой, словно сотворенных во гневе. Ни кустика, за что бы мог зацепиться взгляд, только темно-серые стены слева и справа и туда, где грунтовая полоска аэродрома да здание маленького вокзала с прилепленным сверху застекленным курятником-диспетчерской откуда и ведется руководство посадкой самолета. Грунтовые аэродромы… Сколько вас было по стране?! Часть из них закатали под асфальт, накрыли толстым слоем бетона и вокруг них выросли целые комплексы и даже города. А большинство притулившихся к маленьким городкам или таким поселкам как Провидения, так и останется грунтовыми, обозначенными не фонарями для ночных посадок, а обыкновенными флажками слева и справа от посадочной полосы, да матерчатым конусом-колдуном, для определения ветра, как символ уходящей эпохи начала развития авиации. Шлейф пыли, поднятый работающими винтами, долго висит над полосой и смещаясь легким ветром, накрывает, словно смог, все, что прилепилось вокруг. Но это издержки грунтовой полосы и на нее никто не обращает внимания. А для нас грунтовка – чисто беда. Кончики винтов всего в 35 см от земли и они как пылесос притягивают к себе вместе с пылью мелкие камешки, оставляющие на дюралевых лопастях забоины, словно оспины. И если они выходят за пределы допустимых, придется менять винт, а такие случаи бывали – все зависит от размера камня и оборотов двигателя. А там еще и рулежка к вокзалу, словно взбираешься на эстакаду. Наверху, в диспетчерской, благодарим наших благодетелей, но и их понять можно – уже десять дней не было ни одного самолета из-за низкой облачности… Ставим в план на будущий день, но диспетчеры выражают явное сомнение – погоды не будет, а значит, минимума для взлета тоже. – Придется вам тут позагорать немного, – говорят, а уж они-то местные условия знают. – Ну, может, договоримся, – намекает кэп на сегодняшнюю посадку. – Ну нет, – смеется диспетчер. – Рискует дважды только дурак. Так и поседеть можно, – сравнивает он свои и с проседью волосы командира, – А у меня молодая жена, только привез с материка. – Что так поздно? Возраста примерно с тобой одного, а только женился? – Да нет, я и раньше был женат... Это уже третья, – не выдерживают они этого образа жизни. – Советую взять выходной и отдохнуть как следует. Да и синоптическая карта пришла из Анадыря, подтверждает наши предположения. А выпускать при погоде ниже минимума не буду. Ну что ж. Посоветовались с наукой и решили взять выходные, сколько еще можно носить эту коробку, в которой так приятно булькает коньяк, может и прокиснуть… Поселились в низенькой, маленькой деревянной гостинице, словно вросшей в торфяное покрытие местности. Внутри темно. У дежурной горит свет, и, ознакомившись с направлением, она молча повела в комнаты, где стояли односпальные, уже застеленные кровати. – Столовая-то хоть есть здесь? – поинтересовался проводник. – Какая тут столовая. Хорошо хоть буфет в аэропорту открыли. Там холостяки и наедают себе гастрит, – глубокомысленно, но понятно ответила дежурная. – А хлеб, колбасу и тушенку можно купить в магазине. Тут недалеко. Правда, водки нет, сухой закон у нас, – сообщила она, словно сожалея об этом. Да и как можно было не сожалеть о единственной радости в этом краю… – Т –а-а-к, – глубокомысленно изрек шеф и проводнику, – дуй в магазин и возьми сам знаешь чего. Ну конечно он знал, что нужно взять… и через полчаса уже раскладывал на столе дары этого магазина. – Поговорил насчет спиртного – ни да ни нет. Судя по всему, под прилавком у нее есть. Но замужем и ни на какой козе к ней не подъехать, – доверительно сообщил он всем, намекая, что с выпивкой продолжения не будет и рассчитывать нужно только на этот ящик коньяка. На газете нарезали хлеб, колбасу, уже пожелтевший от времени шпик, вскрыли тушенку и пятилитровую банку болгарских помидоров… Газета. Сколько хвалебных слов надо сказать этой труженице, заменителю многих вещей, так необходимых в быту: тарелок в гостиницах или на привале, скатерти и занавесок в общежитиях, оберточного материала в магазине, в зимнее время – утеплителя в носках, лучины для разжигания печей и, наконец, туалетной бумаги. Она молча выполняла свой долг незаметная и скромная, как и многие труженики этой великой страны. И я уверен, когда-нибудь появится у нас памятник этой незаменимой помощнице простому человеку… Где-то к полуночи рука тамады уже привычно скользнула в ящик с коньяком, и не нащупала прохладу бутылки. Он вытащил ящик из-под кровати, поставил на колени, и долго смотрел в его пустоту. Недоверие, перешедшее в недовольство, отразилось на его лице. – Неужели все? – в едином порыве выдохнули все. Он лишь молча покивал, поджав губы. – Жаль. А так все хорошо начиналось. Поговорить-то толком не поговорили, а уже все закончилось, – продолжил штурман, ведающий розливом. Все с недовольством смотрели на остатки еды, понимая, что и надо-то совсем немного, чтобы и убирать-то на столе нечего было, просто свернуть газеты и выбросить в урну. – Так говоришь, в магазине под прилавком должно быть, – повернул штурман свою голову в сторону проводника и, получив утвердительный кивок, продолжил, – ну, если должно, обязательно добуду, – закончил он и вышел из комнаты. Минут через сорок, когда большинство, уже не надеясь на заверения штурмана, улеглось в постели, он появился на пороге. Его кожаная куртка заметно топырилась на животе и, чтобы это что-то не выпало, он поддерживал ее снизу левой рукой. Наклонившись над столом, правой рукой стал вытаскивать бутылки с коньяком того же розлива и той же марки, что и привезенный из Анадыря. Да оно и понятно, видно один и тот же пароход привозил. К утру коньяк приказал долго жить, а с ним и закуска. И лишь пустые бутылки под столом да грязные обрывки газет с призывами и портретами знатных трудовых людей да всеми любимого генсека на столе напоминали о ночи экипажа в гостинице маленького поселка… Часов в десять, в самый разгар сна, в комнату вошли дежурная и невысокого роста участковый с кожаной полевой сумкой через плечо. Он деловито подошел к столу, взял пустую бутылку и покачал головой: – Да-а. Она и есть. Придется поднимать экипаж и разбираться. Командир едва приоткрыл глаз, как местный Пинкертон начал задавать вопросы, выясняя, где они взяли армянский коньяк? – Вы скажите в чем дело? Что случилось и причем здесь наш коньяк? Немного помявшись, участковый поведал причину появления. Оказывается, ночной порой злоумышленник проник в магазин, взломал замок, взял десять бутылок коньяка, положил на прилавок деньги под расчет и исчез. – Это же надо, первая кража в магазине за все время моей службы. И что поражает, грабитель, хотя и грабителем-то его назвать нельзя, честный какой-то, обладает недюжинной силой. Схватился за замок вместе с пробоем и завернул его в металлическую перекладину на двери. Это ж какой силой надо обладать! – говорит он в восхищении.– Нет у нас таких здесь, нет. … – Я вот тут собрал из урны все бутылки из-под армянского коньяка, – и командиру, – сколько, вы говорите, у вас было с собой? Шеф назвал. – А я насобирал двадцать девять и вот на столе у вас тридцатая оказалась. Странное совпадение, не правда ли?.. г. Магадан. (Продолжение следует) Вернуться назад |
|
|