Главная > Культура. Искусство > Над морями, над волнами, за китами
Над морями, над волнами, за китами31-05-2007, 09:26. Разместил: redaktor |
|
Записки магаданского летчика (Продолжение, нач в № 20, 21). ...Заняли полосу и покатили под горку в конец полосы, где в кармане развернулись на 180 градусов и, выкатив на полосу, встали на осевую линию. Снова контрольная карта и долго гоняли движки на всех режимах, стараясь обнаружить малейший изъян в их работе. Все в норме. Вылет разрешен. Двигатели на взлетном режиме, командир отпускает тормоза, самолет трогается и не спеша бежит по наклоненной вверх полосе. Но он совсем не хочет набирать скорость и летчики, с тревогой смотря на самую верхнюю часть полосы и, преодолев ее, под уклон, уверенно начала расти скорость. Но и полоса не бесконечна – впереди уже виднеются огни подхода на деревянных столбах. Хватит – не хватит полосы? Но и останавливаться уже нельзя. Подъем переднего колеса и через мгновение такое долгое … и с последней плиты оторвался родимец, и, вяло покачиваясь, по метру пошел в набор. Нелегко дается перегрузка самолета, а если еще и полоса на пределе, то взлет, как сейчас, с последней плиты. Доложили взлет. – Ну и хорошо, – говорит диспетчер с земли. – А то мы уже подумали, огни подхода собрались считать, – по-черному шутит он. Набрали безопасную высоту, доложили и сразу же нырнули на широкое ложе Амура. Миновали его устье и по Татарскому проливу на север. Посовещавшись с наукой, решили сократить маршрут и махнули через север Сахалина, рассматривая землю, испоганенную нефтяными вышками и пролитой нефтью. Так и хочется сказать, что же ты делаешь, человек, со своим домом? Откуда и почему у тебя, строителя коммунизма на всей земле – на словах, а не делах непонятное и страшное отношение к природе и людям? Наверно, после гибели человечества, еще долго ветер будет полоскать красные полотнища с надписями: даешь пятилетку за четыре года и слава нам, строителям коммунизма… Так мне думалось тогда. Закончилась низина острова. Самолет заскользил над поверхностью Тихого океана, распугивая шумом моторов прибрежных птиц. Второй пилот, открутив свои 30 минут, вышел в салон и примкнул к пьющим крепкий чай научным кадрам. Берзин, как и вчера сидел в своем блистере, пытаясь хоть что-то увидеть из своих желаемых объектов. Но океан был величественно чист. Второго пилота съедало любопытство: почему же пролетав весь вчерашний день, не увидели ни одного живого кита? Он и должен быть любопытным по натуре, по призванию, иначе, ему и не стать командиром. Поборов некоторое смущение, поинтересовался этим вопросом. Берзин, оставив свой пост, основательно уселся на сиденье возле блистера и начал свое повествование с вопроса. – Трагедию капитана Лигова, читал? – Конечно, кто же ее не читал в наши годы о хищниках- американцах, царской безответственной политике, помогающей иностранцам выбить всех китов. – Ну так вот, дело было совсем наоборот. Если можешь это принять, расскажу, – и уставился на пилота, ожидая реакции его комсомольского или партийного кредо, что было в ту пору не новостью. – А почему бы и нет, – ответил тот. – В жизни может все, что угодно и даже сам наблюдал, когда на белое говорили черное, и подобное может продолжаться сколь угодно долго, а может, и не исчезнет никогда. – Так вот, в Союзе построили китобойную флотилию под названием «Алеут». Базировалась она во Владивостоке. Запустили ее в Охотское море и в первый же год многие из этой флотилии стали орденоносцами, за перевыполнение плана на много процентов. Точно я не берусь сказать, но план перевыполнили почти в два раза. На следующий год повторилось то же самое, и даже больше. Газеты, журналы и прочая шумиха, а капитаны берут встречный план и даже его перевыполняют. Поток наград, внеочередные квартиры и всенародная любовь и, естественно, равнение на лучших… И так продолжалось три года. На четвертый год вышла флотилия в море. Глядь, а китов-то и нет. Развернулись строем, прошли Охотское море вдоль и поперек, да и вернулись на базу. А ты спрашиваешь, почему китов нет в этом море? – Он в сердцах махнул рукой и отвернулся, заглядывая в блистер. – А куда же они делись? Разбежались в разные стороны? – Да нет, не разбежались. Бежать-то просто некому было. И он начал рассказывать о культуре добычи китов за границей, о их воспроизводстве и запрете на убийство в отдельных государствах. О том, с каким трепетным отношением к этим великолепным морским животным относятся норвежские гарпунеры, оберегающие самок. Когда гарпунер случайно загарпунит самку, он три года не подходит к пушке. А наш, вооруженный пушкой, и никакими моральными обязательствами, стреляет все подряд, что попадется под прицел. Берзин возмущенно рассказывал, как находясь практикантом на китобойной флотилии «Слава» в Антарктике, видел собственными глазами охоту на самку с детенышем. Она убегала, ныряя под воду, оставаясь там свыше пятнадцати минут, а ее детеныш мог находиться под водой только порядка пяти минут и, идя за мамой, показывал китобоям ее путь. И, естественно, соревноваться с многосильной машиной самка не могла, всплыла в очередной раз, китобой выстрелил и загарпунил ее. Малыш подплыл к уже погибшей матери, ласкался и пытался оживить ее, такую большую и, казалось, непобедимую... Китобой отбуксировал тушу к «Славе» в сопровождении маленького китенка. Открылся слип, по которому затягивали туши китов и тросом, с помощью лебедки, затянули ее тушу. Китенок, видя уползающую тушу, разгоняясь, выскакивал на слип и сползал обратно в море, вызывая у всех щемящее чувство тоски и потери чего-то большого … - ведь у всех были потери своих родных и близких… Капитан приказал закрыть слип металлическими воротами. Китенок же с разгону тыкался мордой в эти металлические ворота, и гул разносился по всему громадному кораблю. Первыми не выдержали женщины, наблюдавшие эту разыгравшуюся на их глазах драму, отворачивались и убегали в каюты, чтобы дать волю слезам, уткнувшись в подушки. Да и у многих мужчин навернулись слезы на глазах… Конечно, китенок был обречен, и это знали все. Стоило ли убивать его мать? Конечно, нет. Это элементарное и хладнокровное убийство, а стрелок безжалостный и бессердечный человек… получит очередную грамоту или премию по окончании сезона. Нет, он не будет чувствовать раскаяния и не уйдет от пушки на три года, как норвежский гарпунер. У большинства наших людей понятия о доброте, чести и справедливости выстраивались в плане единственно верного учения… Он не стал говорить какого, но и так было понятно какого именно. – Была подписана конвенция об ограничении отстрела китов, а отдельных видов вообще запрете. Ну и что ты думаешь? Для контроля посадили на суда представителей от разных стран, но наши и здесь оказались всех хитрей. Били все, что попадет под руку, лишь бы план выполнить. А приемку на базу производили после 24-х часов, когда добропорядочные представители уже спали в своих постелях. Проснувшись, они уже не могли определить вид кита, только перетопленное сало в котлах, а все улики давно за бортом. Вот так-то. А ты говоришь, читал трагедию капитана Лигова. Это скорее комедия, разыгранная автором… Тридцать минут, отпущенные второму пилоту, подошли к концу, он заскочил в кабину и уселся на свое место, обуреваемый потоком информации, так негаданно свалившейся на его голову. Он знал многое и слышал немало, но такое невыносимо обидное и несправедливое к китам и, в первую очередь, к себе глухую стену дезинформации он просто не мог перенести. Горели уши и щеки, возмущалась душа. А что он мог сделать? Ведь его просто никто не увидит и не услышит в этом отлаженном и громкоголосом хоре... Он постепенно остывал, словно оттаивал, да и стрелки приборов не давали надолго отвлекаться на разные непутевые мысли. Он уже по-другому взглянул на этого худосочного белобрысого прибалта, столь много знающего и повидавшего в своей жизни и умеющего сравнить себя и других с представителями других стран, их уровнем жизни и культурой. И все последующее время его тянуло к нему словно магнитом, и тот делился щедро и без оглядки той информацией, которой владел, уже не спрашивая, член он или нет всепобеждающей партии. Тихий океан встретил такой же пустотой как и Охотское море, с той лишь разницей, что выполнив первый и последующие восточные галсы, разворачивались на очередной уже не упираясь в сушу – ее просто там не было, шли строго на север от двадцати до тридцати минут и разворот на запад и так до соприкосновения с Курилами, разбросанными на карте, словно кляксы от неряшливого ученика. Сало у Яши закончилось и перед обедом он уже не спешит к своему портфелю. Так же, как и остальные, полон ожидания столовых ароматов, разносящихся по салону во время разогревания пищи проводником. На голодный желудок даже не спится, и он мечтательно смотрит вдаль, через лобовые стекла, надеясь увидеть что-либо примечательное. День, надо сказать, идет впустую, никаких признаков китовых. Наука уже отоспалась на ложе, устроенном на бензиновых баках, и распивала чаи, взбадривая себя перед обедом. Еда, мало сказать, была слабенькой, скорее, тоскливо й. Цеха бортпитания в Николаевске не имелось и проводник взял в буфете что было: колбасу, масло, сахар и чай. Этим и перекусили. Да и лететь-то осталось каких-то четыре часа, и все разговоры в кабине как по команде переключились на еду. Хорошо хоть чаю было вволю и они чаще выскакивали из кабины отметиться за столом и туалете… На вход в Авачинскую бухту действовал еще запрет, который наложили вояки и чтобы убить время, решили пройти вдоль запретного квадрата и посмотреть: воюют ли наши или как всегда, ушли, а запрет снять забыли. И мы шли по мнимой линии с указанными координатами, заглядывая в запретный квадрат. Да так и есть – воюют. На темно-синей морской глади, словно в картине Айвазовского, только с современными кораблями, шел стальной красавец, вооруженный орудиями и ракетными установками. Из-под его форштевня картинно расходились два водяных уса, а прямо по его курсу в подводном положении, на небольшой глубине следовала подводная лодка по величине соизмеримая с надводным кораблем. – Смотри, смотри. Наверняка атомная. Да так и есть. Тут же база их и завод, мне шурин рассказывал. Какая громадина! Над подводной лодкой, вдруг вздулся громадный водяной пузырь, и поднимаясь кверху, вытолкнул, скорее выдохнул какой-то продолговатый предмет. – Да это ракета! Ребята смотрите это же ракета! – воскликнул Яков Иванович – Ракета, ракета, – передразнил его кэп. – Смотри как бы она с курса не сбилась. А то будет как под Братском с Ил-18. Тогда ракета, отклонившись от курса, сбила свой самолет с пассажирами, об этом знали все пилоты и старались без нужды не лазить рядом с полигонами, которых в то время было превеликое множество. И перед вылетом всегда изучали информацию по ограничениям в квадратах – тут и особым разведчиком не надо быть, самые засекреченные места довольно точно указывались с указанием координат. Ракета, выброшенная сжатым воздухом, пролетела совсем немного и, описав крутую дугу, плюхнулась в море, подняв мириады брызг, радугой заигравших на солнце. – Красиво. Ничего не скажешь. Словно большие мальчики играют во взрослые игры, – задумчиво и как-то непонятно проговорил Берзин… – Все. Время ограничений прошло. Берем курс на вход в Авачинскую бухту. Пока наберем высоту и зайдем по схеме, будет у нас десять часов налета на сегодняшний день, – пророкотал уставший штурман. – Может, в бухту так и зайдем на 300 метрах.? Посмотрим и бухту, и атомные лодки. Их хорошо видно. Они сразу слева от входа в бухту, а если довернем чуть-чуть, то будем рядом. – Лежать будем рядом. Могут не понять нашего любопытства и шарахнуть по голове. Что тогда, Яша, будет делать твоя вдова? А? – Да хочется же посмотреть. Ну, если нельзя, так и не надо, – миролюбиво закончил Яков Иванович. Самолет проскочил через узкую горловину пролива, соединяющего залив с самим Тихим океаном. Он был настолько узок и горист, что не требовалось особых военных сил, чтобы перекрыть доступ на внутренний рейд и через какое-то мгновение, миновав слева и справа скальные образования, на которых чудом устроились маяк и службы охраны, выскочили на простор самой Авачинской бухты, привольной и необъятной по масштабу и красоте. Справа от курса ярусами на склоне располагался сам город Петропавловск, а у его подножия, у пирсов, разгружающиеся суда. Слева от курса стояли несколько больших подводных лодок, по величине соизмеримых с надводными кораблями, стоящими здесь же. Их черные тела жирно блестели под лучами заходящего солнца, вызывая и восхищение людьми, спроектировавшими их и какую-то неловкость и даже омерзение тем, что человек в любую минуту может нажать на кнопку и все полетит в тартарары, сгорая и не оставляя времени ни на раздумья, ни на последнее прости... А ведь каждый, из сидящих в той же лодке, наверняка надеется дослужить до пенсии, воспитать детей, внуков и умереть в своем доме, на своем ложе и, уж ни в коем случае, не в атомном огне… И наука, и летчики молча смотрели на уходящую под левое крыло подводную мощь нашего флота и инженерного развития, совершенно разные роились мысли в их уставших от долгого полета головах. Одни радовались, что есть подобные монстры, другие – к чему это надо столько забухать денег, ведь все равно не спасешься от мирового окружения, как бы ни запирался, а третьи– да мне все равно, наши правители лучше нас знают что делать, четвертые – а ведь это рано или поздно должно ухнуть. Что же от земли матушки останется? Невольно вспоминая фразу или лозунг: «в борьбе за мир и счастье на земле, на камне камня не оставим». В любом случае люди, несмотря на противоположные взгляды, должны уметь договариваться и у власти должны стоять люди, способные идти на компромисс, уступая в чем-то друг другу и выигрывая, в основном: спокойствии, доверии и благополучии всех живущих на этом космическом корабле, под названием Земля.… г. Магадан. (Продолжение следует). Вернуться назад |
|
|