Главная > Общество > Очерк нравов. Сады земных наслаждений

Очерк нравов. Сады земных наслаждений


5-07-2007, 08:32. Разместил: redaktor
Очерк нравов. Сады земных наслаждений

Как-то находился я в гостях у моего давнего приятеля Петра Глебова. Мы разговорились о просмотренном на днях спектакле. В основе сюжета обыкновенная супружеская неверность.
Глебов сказал:
– Впечатление легкое, приятное. Сценки наполнены неожиданными ходами, остроумными репризами, великолепная игра актеров. А ощущение такое, будто у героев переизбыток весенних гормонов и весь сыр-бор о том, как их реализовать.
Я молча согласился. Да и как не согласиться, если на протяжении полутора часов игры ни один из героев не высказал душевных чувств. Возможно, их должны были заменить цветы, что от авансцены до задника украшали спектакль. Но и те были бутафорские.
Между тем Глебов саркастически продолжал:
– А по тому, как наши герои энергично стремились надуть друг друга, создавалось впечатление, что и в остальных жизненных делах они действуют так же.
– Но этот сюжет соткан не для того, чтобы говорить о чувствах. Это своеобразный сценический лабиринт, по которому тебя ведут.
Глебов усмехнулся, подошел к окну, за которым стоял густой майский туман, и мягкий свет вечерних фонарей, словно проваливаясь в сугробы, едва освещал тротуары и улицы.
– Чаще подобные истории имеют совершенно иную окраску. Каждый из нас может привести факты не столько изящного конца, но зато по сути более естественные. Естественности не было на сцене, вот чего. Да и герои далеко не весеннего возраста.
– На то она и сцена, – возразил я.
Глебов, оброненную мною фразу пропустил и продолжил:
– Вот тебе типичный пример из нашего колымского околотка.

«Гони отступные!»
Было это лет сорок назад. В Магадан из Сусумана, по окончании промывочного сезона, прибыл один старатель. Поселился в гостинице «Магадан», в отдельном номере. Пока то да се с вылетом к семье «на материк» - авиабилеты купишь, кое-какие дела здесь в Магадане уладишь… Живет в гостинице старатель, питается там же, в ресторане. Ни в чем себе не отказывает – сезон прошел-то удачно. В общем, кум королю.
Вечер проводит за ужином в ресторане. Играет оркестр. Певец на эстраде заливается: «Созрели вишни в саду у дяди Вани, у дяди Вани на Марчекане!..»
Меж столиков в накрахмаленных передничках порхают официанточки. Достают блокнотики, принимают заказы у посетителей, записывают, на какой столик какое блюдо. Благодарят за чаевые. Мест свободных нет. Дамы благоухают духами, мужчины дымят сигаретами. На площадочке перед эстрадой для оркестра танцующие пары. В общем, граждане культурно отдыхают.
Сидит за столиком и наш старатель. Перед ним «люля кебаб», котлеты «по-пожарски», салат, фрукты. Шумит зал. Старатель оглядывает соседний столик. Видит компанию, в ней молодая, красивая, статная девушка. Обтер наш герой губы салфеткой и пригласил красавицу на танго. На правой руке у нее золотое колечко.
За первым танцем последовал следующий. Тут заиграли «Лопаточку». Весь зал поднялся на ноги, заходил в пляске, мужчины вошли в такой азарт, что в бокалах закипало шампанское.
– Ах, вы домой летите? – кокетливо уточняет красавица.
– Домой, – отвечает сквозь музыку на ухо красавице старатель.
– А лопаточку с собой прихватили?
– До следующего сезона, – шутит старатель и нежно так говорит:
– А не подняться ли ко мне в номер? Передохнуть?
– Отчего же не подняться? Но у меня муж такой ревнивый.
– Но вы же здесь с подругой.
– Ну и что. Нельзя.
В конце-концов красавица соглашается… но только на десять минут. Не больше. И без всякого там приставания.
И вот они уже сидят вдвоем. У нее нога за ногу. Дымят сигаретами. Разговор веселый… Объятия, о времени ни слова.
И вдруг в дверь посыпались настойчивые удары.
– Ой, кто там? – испуганно произносит красавица.
Старатель подходит к двери и, не открывая ее, рявкает:
– В чем дело?
– Открой! – несется с той стороны угрожающий мужской голос. – Открой, не то милицию вызову, дверь вышибу! У тебя моя жена!
Старатель смотрит на красавицу.
– Открой, иначе он в самом деле выломает дверь, – испуганно произносит красавица.
Старатель открывает дверь. На пороге разъяренный молодой человек, высокий, крепкий. За его спиной еще двое. Молодые люди вламываются в номер. Закрывают за собой дверь.
Молодой человек уставился на красавицу:
– Ах вот ты где, голубушка! Я с ног сбился, хорошо Ленка сказала!.. С кем это ты?!
– Да мы просто зашли… – произнес старатель.
– С моей женой?! А кофта у нее чего порвана?! А?! Молчишь?! Да ты пытался ее изнасиловать! Пьяная твоя рожа!
Молодой человек обращается к красавице:
– Лез он к тебе?!
Красавица кивает головой и хнычет
– Вот видишь, насильник? Что делать будем?! Сядем по 117-а?!
Старатель понимает, что дело плохо.
– Вот что, насильник, если хочешь, чтобы все было забыто, гони отступные, а с ней я уже дома разберусь. Нет? – Ну ты тогда, наверно, знаешь, что делают с такими как ты на зоне?
– Сколько с меня? – спрашивает старатель.
– Полторы. И не меньше.
– А если с собой нет?
– Сколько есть – столько давай!
И рассчитывался старатель… И уже оставшись один, сидя за столом у набитой окурками пепельницы, отупело смотрел по сторонам.
А красавица, вместе с «мужем» и его дружками, спускаясь по лестнице к выходу из гостиницы, клала в сумочку свою долю отступных.
(В то время авиабилет до Москвы стоил где-то 95 рублей)…
Некоторое время красавица и ее «муж» отдыхали, а затем снова выходили на охоту за любителями кабацких юбок.
– Вся эта преступная группа, – заканчивал свой рассказ Петр, – попала в поле зрения уголовного розыска. Участники ее были арестованы и судимы.
На какой-то момент Глебов умолк, затем решительно подошел к книжному шкафу и вынул оттуда альбом репродукций Иеронима Босха.
– Во, пожалуйста, Босх в своих полотнах напоминает, чем грозят донжуанские похождения.
Глебов открыл страницу, на которой было изображено Озеро Похоти с Фонтаном Прелюбодеяния. Все это было окаймлено большими рогами розового цвета.
– Рога – символ этого греха и тех угроз, что несет данный грех людям, – с менторской ноткой в голосе пояснил Глебов.
– Ты же не предлагаешь развешивать копии полотен Босха в ресторанах? – произнес я.
– Ну что ты! Конечно, нет, – так же с иронией ответил Глебов. – Я бы просто вкладывал их в меню.
Я перелистал страницу в альбоме и наткнулся на изображение большой летящей рыбы. На ее спине, как на лошади восседал мужчина. Рядом с ним женщина. Под репродукцией прочитал «Полет на рыбе». Полет – традиционный атрибут сцены шабаша ведьм.
Глебов произнес:
– А если бы эта рыба была на острие вилки?
– И что тогда? – поинтересовался я.
– Могу рассказать…
И Глебов поведал еще одну историю. – События эти по времени ближе к нам, впритык к дореформаторскому периоду.

Шпроты
Одна «дама», переступившая за грань социального благополучия, а попросту любительница Бахуса, ища компаньона на выпивку, пришла на автовокзал, тот, что на перекрестке проспекта Ленина и улицы Пролетарской. В 80 годах прошлого века там кучковался всякий люмпенизированный люд. В то время с автовокзала бичей не очень гоняли. Там тепло, можно и отогреться (в холодную пору), и вздремнуть, и завести знакомство на выпивку. Дело в том, что рабочий люд, дожидавшийся отправления своего рейсового автобуса на трассу – в Ягодное, Сусуман, другие поселки области, коротая время, тут же на месте выпивал и закусывал. Бичи и тянулись сюда, надеясь, что им перепадет на стакан водки.
…И как правило, перепадало.
И вот сидит эта «дама» в деревянном креслице, нетерпеливо поглядывая по сторонам. И вдруг к ней, слегка пошатываясь, подходит прилично одетый грузноватый гражданин предпенсионного возраста. На нем шляпа, пальто, шарф, импортные ботинки, все свежее, не затертое.
Подошел он к ней и говорит:
– Мамзель!? Скучаем!?
– Скучаем, – почему-то неприязненно ответила «мамзель». Уж очень ее насторожил приличный вид гражданина.
– И мне грустно, – ответил подошедший. – Не разделите ли мою грусть со мной за хорошим аппетитным столиком: ну там, балычок-коньячок, икорка, буженинка.
«Мамзель» какое-то время определялась – как ей быть. Уж как-то все необычно строилось.
– Я человек порядочный, приличный, обходительный. Просто мне грустно, – продолжал уговоры гражданин.
– Ну, если обходительный, – пошли! А закурить у тебя есть?
– Пожалуйста! – гражданин протянул «мамзель» пачку сигарет «Орбита». Та взяла сигареты, закурила, затянулась в свое удовольствие, выпустила дымок и, наблюдая за его движением, решительно произнесла:
– Веди!
И вот они приходят в гости к гражданину, где вся обстановка вещает о чрезмерном достатке и любви к уюту.
В прихожей женские тапочки.
– Одевай, – небрежно бросает хозяин.
– Женины что ли? – спрашивает миледи с вокзала.
– Ее.
– А где сама? Вдруг завалится, а мы сидем-курим.
– Улетела в обед. Ту-ту-у. Уже в Москве должна приземлиться.
– Скор сапер – потому и умер. А нам, сестрицам, ни к чему торопиться, – проговорила хрипловатым голоском «миледи».
Ловко зацепив каблук одного сапога другим, скинула с себя истоптанную обувь, влезла ногами в пушистые с бубончиками тапочки, сняла куртку и прошла в комнату. От дамы шел запах переполненного в летнюю жару трамвайного вагона. Поношенное трико и захудалая шерстяная кофта составляли остальную часть гардероба гостьи.
В квартире по-семейному уютно, всякая мелочь, безделушки, рассказывающие о пристрастиях хозяйки. Гостья не удержалась, чтобы не коснуться головки китайского болванчика. И та заходила из стороны в сторону.
– Ишь ты, черт какой. Рад, что я пришла, – произнесла женщина.
В углу, у окна, трюмо. Там всякие крема, помады и прочая дамская косметика.
В «миледи» проснулось что-то от счастливого прошлого. Сейчас в ее зачуханной комнатенке в мрачном бараке, на столе меж мисок и чашек, в отпечатках пальцев, старое потускневшее зеркало. А тут… Вон как сияет.
Посмотрела она на себя – рожа рожей. А ведь когда-то была молодой, приятной.
Хозяин, представившись Колей, предложил сесть за стол.
На льняной широкой скатерти расписные фарфоровые тарелки с остатками предыдущего застолья: маринованные помидоры, балык, ломтики холодца, фрукты, вино, газированная вода, чашки, и заполненная горой окурков громоздкая пепельница.
– А чистые вилки есть? – спросила «миледи».
– Есть! Конечно, есть! – ответил хозяин и принес из смежной комнаты две большие вилки и ложку. – Вот, пожалуйста, «платиноприбор», чистое серебро.
«Миледи» со словами: «пировать так пировать» принялась за холодец с горчицей.
Что там было после застолья, скрыли звуки телевизора и сумрак… А где-то в одиннадцать вечера в квартире что-то зашумело, зазвенело, бухнулось, и стены ее сотряс отчаянный мужской голос:
– Помогите! Люди! Спасите!
Затем резко распахнулась дверь, выходящая на лестничную площадку, и панический крик о помощи ударил по всем пяти этажам.
Из-за дверей показались встревоженные лица соседей. Внимание сосредоточилось на третьем этаже. Там, на лестничной площадке, босиком, в майке и трусах в полусогнутой позе стоял хозяин известной квартиры и взывал о помощи.
Глаза его наполнял ужас. Руками он держался за окровавленный правый бок.
– Врача мне, врача, – жалобно стонал он.
Тут же была вызвана скорая помощь и милиция.
– Там у меня бандитка, – угрюмо промычал доморощенный Дон Жуан, кивая в сторону своей квартиры.
«Миледи» с автовокзала в это время уютно расположилась в кресле и курила. Когда в комнату вошли милиционеры, она не шелохнулась. На ней были все те же кофточка и трико.
– Вы ударили потерпевшего? – спросил старшина.
– Заработал. Вот и ударила! – с вызовом ответила «миледи».
– Чем ударили?
– Вилкой, кажется, серебряной.
– Где вилка?
– А я что, знаю? Где-то тут валяется. Может, он забрал. Ищите.
Старшина оглядел стол, отогнул край скатерти, достал из папки бланк протокола задержания и сел на стул.
– У вас что, возникла ссора? – поинтересовался молодой милиционер.
– Какая ссора?! Он сам меня пригласил. Сказал, что очень милый и обходительный. Порядочным назвался. А сам… Я ему поверила.
– Что значит «а сам»?
– Стал требовать всяких неприличностей. Язык не поворачивается. Я его предупредила, что подобного отношения к себе не допущу. Что я пришла покушать, посидеть, и все. А этот боров схватил меня за руку… Вот тут я и защитила свое достоинство. Ткнула его вилкой.. Оборонялась. Он завизжал. Отскочил от меня. Я к нему, разозлил он меня. Ну, он и выбежал из комнаты.
Пострадавший в это время был доставлен в хирургическое отделение больницы. Хирург осмотрел рану, поинтересовался ее происхождением и спросил:
– Как у нее в руках оказалась вилка?
– Сидела на диване, ела шпроты, сказала вкусные, я тоже ел, – пояснил пострадавший.
– На вилке во время удара рыба была? – спросил хирург.
Пострадавший растерянно посмотрел на его и протянул:
– Не знаю, темновато было… А что она могла в меня попасть рыбой на вилке?
Хирг произнес:
– У вас сильно поврежден кожный покров, но рана не опасная, обработаем, зашьем.
– А рыба? – взволнованно поинтересовался пациент.
– Не ешьте на ночь шпроты со всякими встречными, – негромко, но резко заметил хирург и направился к соседней койке с больным.
Глебов на секунду умолк. Еще раз взглянул на репродукцию с летящей рыбой и четко проговорил:
– Автовокзального Дон Жуана оперировали. «Мамзель» судили. Серебряная вилка фигурировала на суде как вещественное доказательство. Китайский болванчик приветствовал возвратившуюся из отпуска хозяйку дома.
Глебов закончил свой рассказ. За окном темнело. Мы распрощались, и я отправился к себе домой. На улице в свете вечерних фонарей в памяти всплыло изображение летящей рыбы с восседающим на ней автовокзальным Дон Жуаном. Видел я его именно таким, как написал Босх.
О. Михайлов.
Вернуться назад